Кобра

Он, подумав, выбрал направление и зашагал снова. Чего ему действительно не хватало, так это бойскаута. Всего одного бойскаута, пусть даже маленького. Черт, он так много забыл. И во Вьетнаме все было совсем по-другому. Кроме дождя. Дождя, который он знал так хорошо.

Остаток ночи, в пути, не останавливаясь. Следующий день в заброшенном курятнике, размером со спичечную коробку. Ночь опять в дороге. И следующая. Пришлось бросить ружье и НЗ, который он спрятал за городом. Все унесла река, своей разлившейся маслянистой водой. Она казалась спокойной, пока он не вошел в воду по пояс, но подводное течение потянуло его за щиколотки по илистому дну. Он упал. Быстро, так быстро, берега проносились мимо, как скорый поезд Санта-Фе. Он чуть не вывихнул руку, хватаясь за что попало. По берегам стоял лес, но не такой, как этот. Тонкий бамбук и лианы, везде запах гнили, и хлопанье бумажных крыльев до тех пор, пока воздух не наполнился жужжанием одного гигантского насекомого, наблюдающего, затаившегося, ждущего. Дождь, дождь, дождь… Идти, только идти, каждую милю, как последнюю, каждый час, как последний, пока ему не начало казаться, что он стоит, а джунгли движутся. Потом дерево, еще бамбук. Еще одно дерево. Маленькие деревца, можно было увидеть их вершины. Наконец-то можно было присесть на что-то, кроме склизкой, густой, черной грязи. Началась дрожь. Потом лихорадка.

– Ты слышишь что-нибудь?

Голоса крестьян, которые его нашли? Голоса армейских врачей? Врачи сказали, что он будет в порядке, как новенький. Но он не был. Ничто не было.

– Это гром… или… Майк, это прибой!

– Что?

– Этот звук. Это шумит море!

– Мы в двухстах милях от моря. Глупая женщина.

– Что? Но… Ладно, ничего. Я думаю, это море, в той стороне. Майк, это оно.

Он железной рукой остановил ее стремительный порыв, и Клер развернуло, как ребенка на карусели.

– Это море, – сказал он изумленно и тревожно.

– Да, – заикнулась она. – Я уже сказала.

– Да.

Клер беспомощно стояла, глядя на Майка. Деревья здесь были реже. Сосны и широколиственные. И больше света, даже если и был всего лишь более бледный оттенок черного. Лицо Малчека казалось белым овалом. Глаза сверкали.

Внезапно он упал на колени, резко и жестко. Она полуупала, полусела рядом с ним, ожидая чего угодно, но не этого движения. Сначала Клер подумала, что Малчеку плохо, потом, когда он пополз, она двинулась следом, грязь и листья застревали между ее пальцев.

Ничком упав на живот, Малчек вполз в низкий, круглый куст. В центре была ниша, которое какое-то животное устроило для ночевки. Малейшее движение – и они натыкались на дюймовые шипы, но места была достаточно для них обоих.

– Когда я увидела тебя в первый раз, то поняла, что ты и есть тот парень, который возьмет меня с собой в самые лучшие места, – заявила Клер, продираясь вслед за ним. Шипы цеплялись за ее волосы.

– Да уж, я человек оригинальный, – признался он устало.

Майк на секунду закрыл лицо руками, потом обнял Клер.

– Конец пути, крошка. Дальше не идем.

– Давно пора.

– Пожалуй.

Сначала, усевшись, он чувствовал себя, как будто все еще бежал, его сердце громко стучало и дыхание прерывалось. Спокойно сидеть тоже было нелегко, когда хотелось втягивать в себя кислород и тереть гудящие ноги.

Когда-то Клер спросила его, примерно сто лет назад в лесу, не казалось ли ему неестественным учить ее стрелять среди такой красоты. Тогда он сказал, что нет, но только сейчас понял ее. Другие люди отправились в рестораны и на вечеринки. Они же сидели в середине колючего куста, пытаясь спастись от смерти. Ничего себе любовное приключение!

Когда все это безумие закончится, если оно закончится и они останутся живы, смогут ли они перенести шок обыкновенного счета за электричество? И будет ли им достаточно обыкновенных счетов и повседневных забот?