Парковка представляла собой заросшее травой поле, которое они проехали, и была полностью забита машинами. Дальше на зеленых лужайках расположились многочисленные шатры и палатки, а вокруг них гуляли толпы людей. Далеко не все гости были молодыми, но все старались молодо выглядеть в своих линялых футболках, с пирсингом в носу и гончими на поводках. Они переходили от одного шатра к другому, слушали музыку, а потом двигались дальше. Воздух был полон дымом марихуаны и гашиша, шум стоял невообразимый.
Стелла с ужасом смотрела на царящий вокруг хаос.
— Урсула сказала, что здесь должна проходить конференция. Я ожидала, что все это будет выглядеть несколько более академично.
— Не думаю, что хиппи интересует академическая наука. — Кит развернул свое кресло, чтобы посмотреть на надпись. — А что означает «съезд "две тысячи двенадцать"»?
Стелла скорчила гримасу.
— Только не спрашивай.
На клумбе возле входа в дом лежала записка. Стелла наклонилась и прочитала вслух несколько строк, написанных четким, красивым почерком:
Она посмотрела на часы.
— Уже половина первого. Попробуем найти помост?
Яркий, как инкрустированная самоцветами паутина, фестиваль подхватил их и понес на своих крыльях.
Они прошли всего десять ярдов по первой заросшей травой дорожке и остановились, чтобы купить замороженный ананасовый йогурт у юноши с множеством коротких косичек, затем их уговорили попробовать новый сок из пырея — «Он с каждым разом получается все лучше», — а еще через десять ярдов они купили по корзинке клубники у двух полных энтузиазма подростков в алых футболках и с отшлифованными улыбками, взявших с них в два раза больше, чем на любом рынке Кембриджа.
Кит неожиданно развеселился. Развернувшись в своем кресле, он указал на царящий вокруг хаос.
— Сколько же здесь людей? Тысяча? Четыре дня фестиваля, две корзинки с клубникой на человека в день, так что по самой скромной оценке они получат около… — Он склонил голову набок и посмотрел на Стеллу. — Марсианин и два голубых яблока. Ты меня не слушаешь.
— Нет, слушаю. — Она протянула ему клубничину, чтобы это доказать. — Ты говорил о нашей бедности и о том, что мы никогда не разбогатеем, если не начнем вымогать деньги за ягоды. Но я только что слышала, как женщина с необычными светлыми волосами, стоящая у микрофона, дважды в одном предложении упомянула «солнечный ветер». Как в этом сумасшедшем доме кто-то мог вспомнить об астрономии?
Она развернула инвалидное кресло так, чтобы Кит оказался лицом к небольшому лугу, где всеобщее внимание было приковано к женщине со светлыми волосами.
— А теперь она что-то говорит о магнитных полюсах и землетрясениях. Это я должна послушать.
— А я нет. — Кит затормозил кресло. — Я засну через десять секунд, а день слишком хорош, чтобы спать. Там, справа, палатка с книгами. — Он указал на тропинку, ведущую к бело-голубой палатке, над которой развевался флажок с изображением раскрытой книги. — Каждый из нас сможет предаться своему любимому занятию. Через двадцать минут встретимся. По рукам?
Они вновь общались так же легко, как до спуска в пещеру. Стелла наклонилась и поцеловала его в лоб.
— По рукам.
Она немного постояла, наблюдая, как Кит катит в своем кресле через толпу, пока он не оказался возле палатки с книгами, а потом повернулась к нему спиной и начала проталкиваться через метеоритное облако детей, которые не могли оторвать взглядов от покрытого татуировками молодого парня, жонглирующего девятью сырыми яйцами. Наконец она добралась до женщины с разноцветными волосами, над головой которой развевалось знамя, — теперь Стелла сумела прочитать надпись: «АПОКАЛИПСИС: КАК?»
Она успела услышать последние пять минут лекции, но не стала дожидаться ответов на вопросы. Кит превратился в невидимку, разноцветная толпа окончательно их разделила. Стелла решила добраться до него более легкой дорогой, медленно продвигаясь по пустому пространству, которое образовалось на том месте, где выступал жонглер, к прилавку, где продавались кожаные пояса ручной работы с пряжками из застывшей акриловой смолы в форме цветка или радуги, а потом спустилась к книжному киоску.
Стелла брала книги в руки и пролистывала их, стараясь извлечь какой-то смысл из того, что только что слышала, когда слева раздался низкий мелодичный голос, выдававший человека с классическим образованием:
— Розита Ченселлор говорит и не может остановиться с того самого дня, как родилась. Не нужно думать, что все мы верим в то, что она вещает. Я Урсула Уокер. А вы, должно быть, доктор Коди.