Код Средневековья. Иероним Босх

Дело в том, что старонидерландское слово «scille» могло означать и ссору, и драку, и «фруктовую шкуру, кожуру». Босх буквально изобразил поговорку «scille zijn» (быть во фруктовой коже), что в переносном смысле обозначало «быть в бою», а образ борьбы и боя имел эротические коннотации полового акта. Вместе с тем, в старонидерландском языке лексемы «голова» и «виноград» имели общее значение в определённом контексте. Так «голова» ассоциировалась с «glans penis» – головкой полового члена. Если «головка» систематично фигурировала и в медицинских справочниках, и в литературе с эротическими метафорами, то при чём здесь виноград?

Рис. 26.

Иероним демонстрирует чрезвычайно разнообразные проявления услад плоти, блуда и развращенности: гетеро- и гомосексуальность, скотоложество. Весьма примечательна в этом контексте сцена, разыгрывающаяся на переднем плане (в самом низу центральной панели триптиха): селезень-исполин кормит ягодкой нагого мужчину, разместившегося внутри синего и полого, словно выеденное яйцо, плода, из которого торчит рука, ласкающая рыбу. Вне всяких сомнений, рыба в этой сцене – субститут, метафора или символ фаллоса. По положению же торчащей из плода руки можно легко догадаться о позиции скрытого от наших глаз тела, голова которого должна находиться в районе паха мужчины, сладострастно лакомящегося ягодой из клюва селезня. А дополняет этот гомоэротический визуальный ребус весьма красноречивый и считываемый образ: две характерные вишенки, что мужчина держит на уровне своего бедра (рис. 28). Правее и чуть выше – знаменитая сцена с букетом (рис. 29)[29], который с интересом и усердием составляет обнажённый флорист. При этом в качестве вазы для будущего шедевра флористики вполне успешно используется чей-то анус. Теперь уже совсем нетрудно догадаться, что за непристойная забава так увлекает персонажей сей мизансцены.

Босх разнообразно демонстрирует «грех против природы» (лат. Peccatum Contra naturam): гомосексуальную и прочие девиантные связи – с точки зрения христианина, особенно средневекового образца.

Рис 27 а, б, в. Бесчисленные порхающие, летающие, ласкаемые мужчинами и женщинами птицы, – воплотившаяся в зримых образах языковая игра. Слово «voghelen», обозначавшее на старонидерландском птицу, также употреблялось для описания соития (rem veneream exercere – осуществление сексуального акта). То есть птицы – атрибут смертного греха похоти. Птицы же, вылетающие из заднего прохода, – весьма недвусмысленный намёк на гомосексуальный блуд, осуждаемый Босхом, часто изображаются в сценах ада (глава 6, рис. 45).

Рис. 27 г. Птицы также напоминают геральдические знаки дворянских домов и рыцарей. Мужчина несёт белого аиста будто герб на флаге. Вероятно, Босх хотел создать в уме зрителя подобную аналогию.

Ненасытное потребление плодов земляничного дерева (лат. Arbutus unedo, исп. el madroño – земляничное дерево; медведь – геральдический символ Мадрида, большой любитель земляники, между прочим изображён лезущим по дереву на «райской» створке триптиха), иносказательно изображающее буйство плоти и похоти, в XVI веке дало триптиху устойчивое название «Madroño», а хорошо известным нынче «Садом земных наслаждений» он стал только в XIX столетии[30].