Код зверя

Бойцы один за другим попрыгали в покачивающиеся на воде лодки. Капитан схватился за оставленную на палубе полупустую канистру, открутил крышку и щедро плеснул топливо в воду.

— Чугун! — прокричал Ермолов прапору на втором катере. — Бензин!

Приказ оказался лишним. Антон уже скинул разгоряченный пулемет на настил и выливал химическую самопальную бурду за борт.

— Поджигай!

Взметнулись языки пламени. Миноги прыснули в стороны. А капитан уже возился с двигателем катера.

— Нет, Гусар, — крикнул Николай, пытаясь остановить мужчину. — Вика нет!

— Будем ждать, все здесь останемся! — прорычал капитан, отталкивая вцепившегося в его руку Лесника.

Мотор недовольно заворчал и заглох. Мужчина вновь рванул шнур стартера. Внутри двигателя вжикнул раскручиваемый вал, катер мелко затрясло, и, вначале неровно, но все с большей уверенностью загудел винт, взбалтывая воду за бортом.

— Вик! — вдруг крикнул с соседней лодки Андрей.

Охотник стоял на далекой крыше спортивного зала. Мгновение он, казалось, раздумывал: стоит ли вообще пытаться прорваться к остальным.

— Чугун, заводи!

Вик наклонился, заводя обе руки за спину и сжимая рукояти клинков. Даже с разделяющего их расстояния Андрей заметил, как раскалился ночной воздух вокруг охотника. Секунда, и парень, одним прыжком перемахнув через забор, рванулся к пристани. Руки его будто превратились в змей, безостановочно мелькая, раскручивая темные лезвия мачете. Сверкающая восьмерка за спиной, полувзмах вбок и знак бесконечности перед собой. И снова, и снова. Бешеный танец разгоряченного железа, стон рассекаемого воздуха, тела миног, мановением руки превращающиеся в фарш…

Когда катера отчалили, поднимая веера воды, Вик достиг пристани. Не останавливая движения, в очередном па поднял оба клинка над головой. Лезвия, скрещиваясь, яростно звякнули в страстном поцелуе. Мгновение, и они расстались вновь, накрест рассекая взвившихся перед охотником тварей. Охотник, с силой оттолкнувшись, бросился в образовавшуюся брешь, в прыжке возвращая клинки в ножны. Быстротечный, как удар сердца, полет. Его ноги коснулись палубы; подчиняясь инерции, парень кувыркнулся вперед. Пролетев мимо обалдевшего Кирилла, Вик закончил движение, от души врезавшись поясницей в борт катера.

— Эй, ты как? — обеспокоенно спросил Скальд, поглядывая на скрючившегося и подрагивающего охотника.

— Жить… Буду… — прокашлял Вик.

Подпрыгивая на волнах, катера уносили отряд все дальше от кишащего миногами берега. Твари не стали преследовать ускользающую еду, ведь глубоководье Ладожского озера — уже не их вотчина. У центра Ладоги свой хозяин.

* * *

Туман. Все, что можно было сказать о первом судоходном опыте отряда, умещалось в одно короткое слово: туман. Эта взвесь держалась в воздухе весь остаток ночи, и под утро даже Ермолов не мог точно сказать, в какую сторону они плывут и сколько прошли. Скорость пришлось сбросить, и временами казалось, что катера вовсе застыли в этом бесконечном мутном молоке, ласкающем ровную, как зеркало, гладь воды.

— Сом? А, Сом? Спишь? — прошептал Кирилл, трогая напарника за плечо.

— Нет, — тихо отозвался Андрей, открывая глаза.

— И мне не спится, — жалобно протянул парень, посматривая на управляющего катером прапорщика.

Заметив, что бойцы зашевелились, Чугун успокаивающе улыбнулся, как бы говоря: «Все хорошо, ребята, отдыхайте». Сверившись с компасом, он совсем немного толкнул поворотную рукоять мотора.

— Вик вон тоже не спит, — проговорил Кирилл, кивнув на сидящего рядом с прапорщиком парня.

Охотник напряженно вглядывался в молоко тумана за бортом. Невесело хмыкнув, Скальд поправил повязку на руке.

— Чего смеешься, Балалайка? — спросил Андрей, усаживаясь поудобней.

Неугомонный болтун Кирилл всегда так молчаливо улыбался, когда хотел скрыть, о чем на самом деле думает. И хоть по нему не скажешь, но грустил Скальд довольно часто. Сом прекрасно изучил характер напарника: по-другому нельзя, если ты собрался доверить человеку свою жизнь.

— Знаешь, Самсонов, я вот только сейчас понял, что Вик очень похож на меня… — едва слышно проговорил Кирилл, разглядывая свои ладони.

— Это чем же?

— Он всегда улыбается. За маской мы этого не видим, но он всегда улыбается, что бы ни чувствовал.

— Не думаю.

— А я уверен. И не потому, что ему смешно. Хотя в его глазах мы — те еще клоуны. Просто с улыбкой проще… Проще скрывать, какой ты. Уж я-то знаю…

Он всегда был лишним. С самого детства. Мать его бросила, оставив на воспитание войсковой части. Хотя винить ее парень не мог — не помнил даже ее голоса. И встреться она ему позже, не узнал бы. Со сверстниками тоже как-то сразу не заладилось. Для них Кирилл всегда был заморышем, найденышем. Слишком высокий, слишком тощий, слишком нескладный. Вечно сальные длинные лохмы, которые он не стриг из-за боязни ножниц, тоже не добавляли популярности. Он был изгоем: все дети, даже в этом новом, жестоком мире, имели родителей, а он… Он был один.