Кодекс

БОМРИ, — сказал он. Его голос в огромном пустом помещении прозвучал очень слабо. — Где оно, это Бомри, черт бы его драл?

— Он положил папку на стол и расстегнул молнию на футляре компьютера. Конечно же, это они были на улице — мистер и миссис Уэнт, вернее, герцог и герцогиня. Мог бы и догадаться. Уехали, наверно, домой, где бы он ни был, их дом. Странная, по правде говоря, парочка. Эдвард осторожно открыл ноутбук и нащупал на задней стороне выключатель. Компьютер тихо проиграл пару нот. Пока он гудел и щелкал, разогреваясь, Эдвард повесил пиджак на спинку стула и двинулся к ближайшему штабелю. В это время его мобильник таинственным образом ожил и зазвонил. Это был один из его подручных, работавший первый год аналитик. Эдвард слушал его пару минут, затем перебил:

— Так, спокойно. Ослабь галстук. Вот так. Ты сидишь? Галстук не давит?

Одновременно он разглядывал ящики, сколоченные из белых сосновых досок, которые все еще пахли рождественской елкой. На них сохранились корабельные ярлыки, адресованные человеку по фамилии Краттенден и заляпанные геральдическими правительственными печатями с обеих сторон Атлантики. Кое-где на дереве застыли капельки прозрачной желтой смолы. Через пару тысячелетий они превратятся в янтарь.

— Деньги вложи в акции французской страховой компании. Я знаю, что во Франции засуха. Нет, страховым компаниям ничего не грозит. Засуху они не оплачивают. Нет. Не оплачивают. У французских фермеров есть собственный федеральный фонд. Федеральный. Никакого отношения.

Первый болт, въевшийся в мягкое дерево, поначалу сопротивлялся, но вскоре вышел, и Эдвард поставил его, резьбой кверху, на край стола. Следующий поддался быстрее. Эдвард методически работал над крышкой ящика, прижав телефон плечом к уху, и в считанные минуты выстроил на столе десять — двенадцать винтиков. Из-под крышки полезла сухая солома и желтые скомканные газеты.

Все еще недовольный тем, что пошел на поводу у Лоры Краулик, Эдвард вымещал злость на своем ассистенте Андре.

— Проблемы Фаршида меня не волнуют, Андре. Это не мой уровень. Понятно? Если у Фаршида проблемы, не рассказывай мне про них, а реши их сам. Тогда у него никаких проблем не будет, и у тебя их не будет, и у меня, и мир станет чудесным местом, где горят радуги, цветут цветы и поют птички.

Самая подходящая нота, чтобы закончить на ней. Эдвард выключил телефон.

Когда он вывинтил последний болт, у него разболелось запястье. Он отложил отвертку. Крышка поднялась, скрипнув петлями, и громко стукнулась о стенку ящика. Эдвард заглянул внутрь. Там, плотно упакованные в солому и газеты, лежали рядами свертки в коричневой бумаге, разных форм и размеров. Эдвард помимо воли испытал холодок волнения. Он чувствовал себя удачливым контрабандистом, распаковывающим свой груз в безопасном убежище.

Он взял наугад один пакет — тяжелый, величиной и весом с телефонную книгу, обернутый и запечатанный с большим старанием, как коробка дорогих конфет. Какие-либо обозначения отсутствовали. Эдвард выбрал в связке своих ключей один, с острой бородкой, и стал вскрывать им упаковочную ленту. Он перестал распечатывать почту с тех пор, как у него появился первый ассистент, и соскучился по этому ощущению. Из-под бумаги снова выступили туго скрученные газетные жгуты. Эдвард расправил один. Ежедневная лондонская газета извещала: «ЦЕРКОВЬ, ПАМЯТНИК СТАРИНЫ, РАЗРУШЕНА». Внутри лежали один на другом еще два пакета в плотной обертке цвета морской волны.

Эдвард снова взялся задело и через минуту вышелушил из груды бумаг маленький, переплетенный в красную кожу томик.

Он взял книжечку в руки с неожиданной для себя нежностью. На обложке заглавия не было, по краям пролегала тонкая кайма позолоты. На корешке золотыми буквами значилось: ПУТЕШЕСТВИЯ. От книги слегка пахло сыростью.

Эдвард раскрыл книгу на титульном листе и увидел:

ТОМ II

ПУТЕШЕСТВИЯ

Лемюэля Гулливера,

сначала корабельного врача, затем капитана нескольких кораблей

Некоторые из букв sвыглядели как f, другие напоминали интегралы. Внизу стояла дата MDCCXXXV — Эдвард попытался перевести ее в арабские цифры и бросил, — а также место издания — Дублин. На развороте гравюра, портрет Свифта. Бумага крапчатая, как яичная скорлупа, поперек титульного листа бледное коричневое пятно, похожее на кучевое облако.

Эдвард отложил книгу в сторону, снова прикрыв бумагой от пыли, и развернул второй пакет. В нем оказался первый том сочинений. Эдвард бегло пролистал страницы, скользя глазами по строчкам. В колледже ему полагалось прочитать эту книгу, но он так и не прочел. Кажется, по «Гулливеру» мультфильм сняли? Оба тома сохранились удивительно хорошо, хотя страницы стали хрупкими и чуть-чуть выкрошились в уголках.

Вернувшись к ящику, Эдвард заметил, что в верхнем ряду лежат книги малого формата, а внизу — более крупные. Он взглянул на часы — около половины пятого. Надо создать хоть видимость начала работы до того, как он уйдет.