Кодекс

В те дни у нас был очень мудрый вождь — мой дед дон Кали. Как-то он созвал нас всех вместе и сказал, что нам необходимо понять этих людей, которые ведут себя, как сумасшедшие, но на самом деле смекалисты, будто демоны. И кликнул добровольцев. Я тоже вызвался. И в следующий раз, когда миссионеры устроили охоту на ребят, дал себя поймать. Меня отправили в бесплатную школу в Ла-Сейбу, остригли волосы, одели в колкий костюм и жаркие ботинки и били, если я разговаривал на языке таваха. Там я оставался десять лет — научился говорить по-английски и по-испански. Воочию наблюдал, какие они, белые люди. В этом заключалась моя работа.

Вернувшись домой, я рассказал своему народу обо всем, что узнал. «Это ужасно! — испугались люди. — Что мы можем сделать?» «Предоставьте все мне, — сказал я им. — Будем сопротивляться тем, что соглашаемся».

Теперь я знал, что отвечать, если в деревню являлись люди с портфелями и солдатами. Понимал, как читать бумаги. Соображал, когда можно подписать, а когда лучше потерять бумагу и прикинуться дураком. Знал, что говорить служителям Иисуса, чтобы получить у них лекарства, еду и одежду. Каждый раз, когда мне приносили картину нового вождя, а старого приказывали выбросить, я вешал ее в своей хижине и ставил перед ней цветы.

Так я стал вождем Пито-Соло. Теперь ты видишь, целительница, я соображаю, как обстоят дела. Мы ничем не способны помочь горным индейцам. Только потеряем жизни ни за что.

— Что касается меня, я не способна просто так отмахнуться и бежать! — заявила Сэлли.

— Целительница, — дон Альфонсо положил ей ладонь на руку, — ты самая храбрая женщина из всех, каких я встречал.

— Только не начинайте снова.

— Ты даже храбрее многих мужчин. Только не надо недооценивать горных индейцев. Я бы не позавидовал солдату, который оказался у них в руках, потому что последнее, что он увидит на этой земле, — это то, как его мужское достоинство шипит, поджариваясь на костре.

Несколько минут никто не вымолвил ни слова. Том чувствовав, что он устал, очень, очень устал.

— В том, что случилось, наша вина, — сказал он. — Или, вернее, вина отца. Но мы все равно в ответе.

— Томас, — возразил ему индеец, — ваша вина, его вина, моя вина — это не имеет никакого значения. Мы ничего не можем сделать. Мы бессильны.

Филипп согласно кивнул:

— С меня довольно этого сумасшедшего приключения. Мы не в состоянии спасти мир.

— Поддерживаю, — кашлянул Вернон.

Том почувствовал, что все взгляды устремились на него. Получилось нечто вроде голосования. Настала очередь решать ему. Сэлли пытливо смотрела и ждала. Но Том и сам не мог согласиться бросить дело на полпути.

— Я не смогу жить с сознанием, что взял и отступил, — заявил он. — Я заодно с Сэлли.

Но счет тем не менее был три не в их пользу.

Дон Альфонсо поднялся еще до рассвета и принялся сворачивать лагерь. Обычно невозмутимый индеец был до печенок напуган.

— Ночью горные индейцы подходили к нам на полмили, — объяснил он. — Я видел их следы. Сам я не боюсь смерти. Но я уже стал причиной гибели Чори и Пинго. И не хочу новой крови на своей совести.

Том смотрел, как он швыряет в кучу их неказистый скарб, и ему сделалось нехорошо. Все кончено — Хаузер победил.

— Куда бы этот Хаузер ни отправился с фармакопеей и что бы ни предпринял, я буду следовать за ним по пятам, — заявила Сэлли. — Я от него не отстану. Пусть мы вернемся к цивилизации, но это не финал. Дело еще не кончено.

Нога Филиппа все еще была воспалена, и он не мог идти самостоятельно. Дон Альфонсо на скорую руку сплел походный гамак — нечто вроде носилок с двумя шестами, которые можно класть на плечи. Времени на сборы ушло немного. Когда настал час отправляться, Том и Вернон подняли брата. И двинулись сквозь заросли гуськом. Сэлли впереди прорубала дорогу, а дон Альфонсо замыкал отряд.

— Простите, что стал для вас такой обузой, — проговорил Филипп и достал трубку.

— Еще какой обузой, — хмыкнул Вернон.

— Мучаюсь совестью и посыпаю голову пеплом.

Том слушал братьев — их обычный полушутливый-полусерьезный треп. Иногда они говорили дружески, иногда начинали цапаться. Том радовался, что Филипп настолько оправился, что оказался способен пикироваться с Верноном.

— Надеюсь, не поскользнусь и не свалюсь в яму с грязью, — ухмыльнулся тот.

Дон Альфонсо давал последние наставления:

— Идите как можно тише. Филипп, не кури. Иначе они учуют.