Подвал же был полностью забит кроватями. Тут даже особо сражения и не было, так что в основном всё тут осталось стоять в таком виде, в каком и стояло. Где-то лежали мертвецы, где-то я ещё находил забившихся в углы боевиков, которые просто прятались, без оружия и без всего. В общем… это была победа как в физическом плане, так и в психологическом. Последние защитники реально просто решили сдаться, а не умирать.
Потом я вышел на территорию и начал внимательно осматривать её. Тут живого места практически не было. Всё было в развалинах, в ямах от взрывов. Трупов практически не было, уже все убрали. Возле руин офисного здания уже начали сжигать все тела, которые не были нашими, которые нам были не нужны. Как минимум, это санитария. Всё равно, если бы мы отсюда ушли, то они тут лежали бы очень долго и гнили. Запах бы стоял не самый лучший. Так что… в каком-то смысле сейчас мои бойцы сами проявили уважение противнику, с которым сражались. Это ещё один положительный момент с их стороны. Снисходительность должна быть во всём.
Само это место восстановить уже не представляется возможным. Слишком много разрушений, слишком много новых препятствий. Очень много нюансов, которые, если их сложить вместе, превращаются просто в невероятно огромную проблему. Снести проще, чем пытаться восстановить.
Но я посмотрел на заведённый мною таймер. Оставалось ещё примерно тридцать минут, может, даже меньше. Нужно было торопиться… вот только куда? Фелиция сейчас думала, что могло пойти не так. Со своего места, где она сидела минутами ранее, она пропала. Значит, что-то ищет, смотрит, вникает, проверяет. Рабочий процесс, как говорят люди внутри своих профессий, начался. Лучше ей не мешать. Я же всю работу со своей стороны сделал. А пока было время… я начал искать в сети, как можно продлить время своей бодрости, пока меня не свалило. И ничего лучше не нашел, как просто обколоться другими тяжёлыми лекарствами, после которых мне станет ещё хуже, но сейчас они мне помогут протянуть.
Когда всё более-менее было приведено в порядок, я подошел к тем, кто был ранен. Мои же бойцы, которые имели хоть какое-то представление о медицине, пытались им помочь. Кому-то прижигали раны, чтобы они не кровоточили, так как медицинские приспособления были заняты, кому-то наоборот обрывали жизнь, так как по всем показателям было понятно, что они просто не выживут в ближайшие сутки без профессиональной помощи.
Я смотрел на всё это с печалью. Это наводило мысли, что нужно формировать свой медицинский батальон. Но это ещё очередные траты, это очередная головная боль не только моя, но Виктора и Фрая. Таких людей, которые могут осуществлять профессиональную тактическую медицину, найти очень сложно. А свой медицинский корпус таскать с собой всегда не выйдет.
— Нужно будет на фрегатах делать обязательные медицинские отсеки с отличным оборудованием, — проговорил я себе под нос и сделал заметку.
Тут же открыл схему своего фрегата. Если так подумать, то там был так называемый лазарет, но пока там не было всего того оборудования, которое можно было туда поставить. А оно стоило дороже, чем те же боевые модули. Да, это стоящее приобретение… но влетит оно в копеечку. Но если назревает в будущем война… то нужно подготовиться и во всех крупных кораблях, начиная от фрегата, начать устанавливать его.
— Командир, — подошёл ко мне какой-то боец, имя которого я не знал и даже не запомню, если узнаю, ибо событий впереди будет столько, что мой мозг это просто посчитает не самой важной информации и сотрет её. — Можно поговорить?
— Я тебя слушаю, — кивнул я, присев на большой камень возле нас, показав рукой, чтобы боец тоже присел.
Он сначала не понял, что так можно. Удивился. Засомневался, но всё же сел. Расставив ноги пошире, он облокотился о колени локтями и переплёл пальцы рук вместе, а сам склонил голову. Он был в шлеме, броня его была покрыта копотью и местами кровью. И было непонятно, чья это кровь, то ли его, то ли его товарищей, то ли врагов. Но в любом случае… он цел, может стоять на ногах. А это уже много говорит о том, что он может и умеет.
— У меня есть проблема… — как-то неуверенно проговорил он.
— Я готов тебя выслушать, — спокойно сказал я, а сам глянул себе за плечо, заметив летающую из стороны в сторону Фелицию, на лице которой были самые возвышенные эмоции, словно она вот-вот поймет в чем дело.
— У меня нет семьи, — начал говорить он довольно тихо. — Но я стал тем, кто есть не ради себя. У меня был друг… скажем так, детства. И когда он умер, когда его убили, я начал заботиться о его маленькой сестре. Она осталась одна. И… я её тут не могу оставить. А у самого у меня нет семьи. Все подохли, я могу так говорить про тех уродов, которые были моими родными родителями. Чтоб они горели в аду…