Коэффициент подлости

Он встал, чуть покачнулся и вышел из кухни. Через минуту вернулся с бутылкой какой-то французской гадости. После водки и теплого пива пить еще и французский коньяк — значит издеваться над собственным желудком. Но Облонков все же откупорил бутылку и наполнил коньяком наши пивные стаканы. Затем снова опустился на стул. Мы выпили — я немного, он больше. Он вообще пил больше меня. Очевидно, сказывалось его психологическое состояние. Как бы Облонков ни укорял меня в смерти Семена Алексеевича, он прекрасно понимал, что это его друзья приняли решение убрать нашего начальника отдела. Более того, он прекрасно понимал, что занимается незаконным делом и может получить вместо благодарности пулю в лоб.

Любой человек, совершающий аморальные поступки, понимает, что делает. Если, конечно, он не сумасшедший. Вероятно, человек, придумавший такую вещь, как индульгенция, приду-. мал ее для себя. Ибо осознавал всю мерзость совершаемых им деяний.

— А кто убил моего друга? — спросил я.

— Не знаю, — пожал плечами Облонков. — Меня в такие дела не посвящают. Я когда деньги у тебя увидел, так подумал, что это ты убрал Семена Алексеевича. И специально мне про разговор в туалете рассказываешь, вызываешь меня на откровенность, хочешь проверить меня. Ну, я тут же все и рассказал.

— Кому?

Он молчал. Сидел, уронив голову на стол, и молчал. Я испугался, что он может заснуть.

— Кому рассказал? — я поднял его голову. Он попытался отмахнуться от меня, но я крепко держал его за плечи. Возможно, Облонков был не так уж пьян, просто хотел уснуть, на время забыть о том, что произошло в этот вечер. Я отпустил его. Поднялся. Затем наполнил стакан холодной водой из-под крана. И резким движением вылил воду ему на голову. Он вскрикнул, приподнялся, что-то забормотал.

— Кому ты рассказал? — спросил я. — Кому ты про меня рассказал?

— Ты чего? — Увидев бутылку коньяка, Облонков потянулся к ней, но я отстранил его руку.

— Кому ты про меня рассказал?

— Ему, — сказал он, тяжело дыша.

— Кому?

— Ему. Ты же слышал наш разговор. Ясно. Значит, Облонков рассказал обо мне своему собеседнику. И именно он, собеседник, принял решение о моей ликвидации. Или позвонил кому-то и сообщил о моей осведомленности.

Говорят, спиртное может действовать по-разному. Облонков от него хмелел и пытался заснуть. Я же зверел и чувствовал, что во мне просыпаются ранее неведомые мне инстинкты.

— И вообще, — неожиданно сказал Облонков, — брось ты это дело. Уезжай на месяц. Я тебе отпуск оформлю. С завтрашнего числа, по болезни. Выборы пройдут, приедешь. Иначе сам знаешь, что бывает… Одна туристическая фирма тоже пыталась проверить… «Галактион». Ну, и с ней быстро разобрались. Только вот президента компании найти не могут. Наши ребята подозревают, что ему один подполковник помогал. Кажется, Демидов. Но они ничего доказать не могут. А деньги все равно повезут. И ты ничего не сделаешь. И Демидов ничего не сделает. Там все схвачено. Таможня, граница, аэропорт. Так что не дергайся.

— Кто такой Слепнев? — вспомнил я услышанную фамилию.

— Тихо, — в испуге прошептал Облонков. — Слепнев — полковник ФСБ. Он отвечает за прикрытие. Ты меня понимаешь? За прикрытие всей операции. Только я тебе ничего не говорил.

Облонков опять опустил голову на руки, словно пытался заснуть. И тотчас же снова приподнялся.

— Что я тебе сказал? — пробормотал он. — Про кого ты меня сейчас спрашивал?

— Не помню.

— Про кого? — Он повысил голос.

— Тише. Мы говорили о Семене Алексеевиче.

— Ах да. Семен Алексеевич был прекрасный человек.

— Ладно, пойду, — сказал я, с трудом поднимаясь из-за стола — давал о себе знать коктейль из водки, теплого пива и коньяка.

Облонков вдруг ударил кулаком по столу. На сей раз я не успел перехватить его руку.

— Сволочи, — всхлипнул он, — такого человека убили.

— До свидания. — Я направился к выходу. Открывая входную дверь, я вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Обернулся. В прихожей стоял сын Облонкова. Он смотрел на меня строго и испытующе.

— Вы больше не придете? — спросил мальчик.

— Больше не приду, — пообещал я.

— Никогда?

— Никогда. — Я вышел из квартиры и осторожно прикрыл за собой дверь, невольно подумав о том, что мне удалось узнать обо всем лишь благодаря этому мальчику.

Эпизод двадцать четвертый

Шаги перед домом становились все громче. Демидов вспомнил, что дверь открыта. Он взял стул и, поставив его перед собой, сел так, чтобы иметь возможность быстро выхватить пистолет в случае необходимости. Неизвестных было двое. Странно, подумал подполковник. Если они приехали арестовывать Гочиашвили и знают, что тот вооружен, то двоих людей для ареста маловато. Но для убийства — в самый раз. В этот момент в дверь постучали.

— Войдите! — крикнул подполковник, по-прежнему сидя на стуле.

Осторожно открыв дверь, незнакомцы вошли в дом. Один из них, высокий, был в кепке. Другой — поменьше ростом, худощавый, юркий, увертливый. Высокий посмотрел на подполковника и спросил:

— Ты кто?