Кофейная горечь

Теперь в памяти всплыл пресловутый приворот, и мысли о Лайзо стали неприятными.

— Навестим. Надо только определиться с днем. Эллис… — я помедлила с вопросом, настолько очевидно глупым, что озвучивать его было стыдно, но все же продолжила: — Как вы думаете, убийцу получится найти?

— Сказать откровенно? — Эллис вскинул на меня совершенно честные глаза. — Не знаю. Пока слишком мало информации и слишком много версий. Во-первых, нужно сначала поднять в архиве статистику по исчезновениям людей. Во-вторых, опросить местных жителей и заглянуть в табор гипси — туда, кстати, я уже отправил с утра Лайзо. В-третьих, объехать всех ваших соседей. И уже потом что-то решать. Возможно, я наткнусь на верную ниточку. Что же до наметок… Присматриваю за местным доктором — чудно, что взрослый человек так боится крови, уж не притворяется ли он, чтобы отвести подозрения? Еще подозрительно выглядит эта самая вдова, Урсула, и мистер Оуэн — мотива у него нет, но была возможность. Впрочем, если выяснится, что люди пропадают уже некоторое время, то часть из недавно переехавших подозреваемых можно будет отсеять. А, вот еще, — оживился он. — Поговорю с сэром Шилдсом. Вдруг описание травм Бесси Доусон совпадет с какими-нибудь ритуальными жертвоприношениями? Это сильно облегчило бы мне работу. Все ритуалы крепко привязаны к совершенно определенным местам и имеют четко выдержанный период. Если жертв режут исключительно по полнолуниям во славу какого-нибудь кровожадного божества и непременно на берегу реки — это, согласитесь, неплохой ориентир для следствия.

— Да, верно…

Я запрокинула было лицо, подставляя его ласковому солнцу, но быстро опомнилась и надвинула шляпку — веснушки мне были ни к чему.

Лошади мерно вышагивали по тропе, позвякивая сбруей, Эллис говорил, не умолкая, и странным образом его голос действовал умиротворяющее. Меня постепенно начинало клонить в сон.

— Еще можно пойти по пути вещественных доказательств. К сожалению, каких-либо вещей, принадлежавших преступнику, мы не нашли, да и свидетелей того, как пропала Бесси, нет. Представьте, даже время, когда она предположительно исчезла, различается на несколько часов у свидетелей! А это значит, что период для алиби у подозреваемых растягивается… Слишком, слишком много перспективных версий, а времени мало! — с досадой повторил Эллис, и я очнулась от полудремы.

— Но ведь вскоре какие-то сведения вы получите? — мне стало немного жаль его почему-то и захотелось утешить. Пусть и таким вот глупым способом — на словах.

— Да, — с охотой откликнулся Эллис. — Лайзо, как я говорил, уже сегодня отправится в табор, а Брэдфорд — в деревню, якобы проконсультироваться у доктора Максвелла. Предлог глупый, но Нэйт умеет строить мостики взаимопонимания между людьми едва ли не лучше, чем священник… Кстати, о священниках. Надо бы уговорить Марка нарушить тайну исповеди.

— Думаете, что преступник мог покаяться в церкви? — не сдержала я изумленного возгласа. Сонливость от удивления слетела с меня окончательно.

— Всякое бывает, — пожал плечами Эллис и приложил козырьком ладонь к глазам. — Виржиния, а это не то ли поместье, о котором вы говорили?

Я пригляделась к башенкам с синей черепицей, различила над лесом силуэт полуразвалившейся мельницы…

— Да, думаю, это «Глубокие Воды», Шилдс живет здесь. Надо же, а я в детстве и не знала, что оно принадлежит ученому, — созналась я. — Думала, что там обитает какой-нибудь злой колдун. Потому и покосились башенки, потому и разрослись сорные травы у порога…

— А там просто не жил в то время никто. Это дом покойных родителей жены Шилдса, — заметил вскользь детектив и весело сощурился. — Ну что же, время заглянуть в гости!

«Глубокие Воды» мало походили на обычное поместье. Говорят, что чудной особняк, главную достопримечательность этого места, построил двести с лишним лет назад какой-то эксцентричный виконт для дочери, поклонницы романтических сказок. Вместо приземистого строгого дома, столь типичного для наших мест, на лугу возвели подобие дворца в миниатюре, изящного и воздушного. Вокруг него вскоре обернулся зеленовато-коричневой лентой ров, вода в котором была вечно подернута ряской, потом — выросла стена из белого камня. В саду виконт велел посадить розы и белые нарциссы, и не было ничего прекраснее на многие-многие мили вокруг.

Так говорят.

Но время шло. Род виконта угас, и поместье перешло кому-то из дальних родичей. Белый камень стен искрошился и потемнел. Где-то стенки рва обваливались, а где-то ручьи размывали их десятилетиями, превращая ров в чреду оврагов. Две башенки из семи рухнули, и их разобрали. Сад постепенно пришел в запустение; розы частью погибли, частью одичали и выродились, а если на них цветы и распускались, то исключительно мелкие и невзрачные, но с запахом густым и дурманным. И только упрямые стрелки нарциссов все так же вспарывали дерн по весне.