Павел и Вадим сидели у бани и курили. Рядом в сарае на насесте ворочались куры, над липами в привокзальном сквере галдели галки, шумно устраиваясь на ночь. Где-то на проселке застрял грузовик, мотор то надсадно взвывал, то неожиданно обрывался на высокой ноте. В доме слышались детские голоса – Лида укладывала раскапризничавшихся ребятишек. Приехавшие на похороны не смогли все разместиться в доме Абросимовых, Казаковы ушли ночевать к Супроновичам, а Вадима пригласил к себе Павел. Вадим понял, что друга что-то гложет, он даже с лица осунулся, глаза запали, у губ появилась страдальческая складка. Дома вроде у него все нормально. Маленькая кругленькая Лида, как всегда, веселая, шутит, дети здоровы. На поминках Павел почти не пил, Вадим было предложил прогуляться до Лысухи, но двоюродный брат отказался: мол, теперь быстро темнеет, да и после дождя кругом лужи. Вадим знал, что на песчаной железнодорожной насыпи луж не бывает, но спорить не стал.
Докурив папиросу, Павел почесал свой крупный нос, тоскливо посмотрел на друга.
– Мой батя сильно сдал за последние два года, – сказал он. – Живот отрастил, полысел. А твой отчим – молодцом, худой, жилистый и седины не видно.
– У него волосы светлые, потому и не заметно.
– Не успеешь и глазом моргнуть, жизнь промчится мимо, как товарняк… – задумчиво заговорил Павел. – Дед Тимаш на старости стал всем задавать вопрос: «Зачем, человече, живешь?» Разве можно на такой вопрос ответить? Да и кто знает, зачем он живет?.. Давно ли мы с тобой мальчишками партизанили? Тогда мы не спрашивали себя: зачем живем? А теперь отцы семейства… Дерюгин еще орел! А вот уходит на пенсию, – продолжал Павел. – Всегда командовал людьми, никогда физическим трудом не занимался.
– Займется строительством дома – познакомится, – усмехнулся Вадим.
– Наверное, подчиненные его не любили.
– Зато жена в нем души не чает, – вставил Вадим. – Заметил, как она его? «Папочка, папуля!»
Павел внимательно посмотрел на него:
– А тебя разве не любит твоя Ирина?
– Я как-то об этом не думаю, дружище. Когда вместе проживешь годы, любовь отступает на задний план…
– А что же на переднем плане? – насмешливо спросил Павел.
– Работа, дорогой директор школы, работа и разные другие заботы, – нехотя ответил Вадим.
– Уж не завел ли ты другую?
Вадим взглянул на него, деланно рассмеялся:
– А что, заметно?
– Слушай, Вадька, я ведь тоже… того… по уши!
– Ты изменил Лиде? – вытаращил на него глаза Вадим. – Брось ты меня разыгрывать!
Уж кто-кто, а Павел в его представлении не способен был изменить своей жене. Он хорошо помнил тот давнишний разговор, когда друг заявил, что у него на всю жизнь будет только одна женщина. Ведь из_за Лиды – так считал Вадим – он после университета приехал в Андреевку, а ведь мог преподавать в любом большом городе, и не в какой-то захудалой школе, а в институте.
– Наверное, такая уж наша абросимовская порода, – вздохнул Павел.
– Порода наша хорошая, – заметил Вадим. – Бабушка всю жизнь прожила с дедом, а ведь он был вспыльчив, горяч и вон на соседку через забор поглядывал… Мать рассказывала, что Ефимья Андреевна никогда ни в чем не упрекала деда. Мудрая была у нас с тобой, Паша, бабушка.
– Она научила меня природу любить, – вспомнил Павел. – Мы с ней все окрестные леса исходили вдоль и поперек.
– Могла дождь за три дня предсказать, знала, какая будет зима или лето… И ведь никогда не ошибалась.
– И никаких книг не читала, расписаться не умела, а даже грамотей дед признавал ее ум и мудрость, – сказал Павел. – Теперь и людей-то таких почти не осталось.
– Времена меняются – меняются и люди, – подытожил Вадим. – Расскажи, что у тебя стряслось.
Павел ничего не утаил от друга, даже поведал про свой странный разговор с Иваном Широковым. Ингу Васильевну перед началом учебного года он уговорил уехать из Андреевки, а на душе теперь кошки скребут: надо ли было это делать? Может, лучше было бы вдвоем уехать?
Но он размахнулся кирпичную школу строить с мастерскими, спортзалом, теннисным кортом… А если бы уехал отсюда, все к черту остановилось бы… Нет Ольминой, а он день и ночь думает о ней, специально ездит в Климово и звонит оттуда по междугородному в Рыбинск, где она теперь преподает математику…
– А Лида догадывается? – поинтересовался Вадим.
– Она святая, – торжественно провозгласил Павел. – По-моему, она вообще не умеет ревновать. Верит в меня, как в бога, и от этого, Вадя, еще горше на душе. Работает секретарем в поселковом Совете, все успевает по дому. Люди ее уважают. Легкий она человек, ее, как птицу, грех обидеть…
– У меня все иначе, – заметил Вадим.
– Вот как? А я думал, у всех одинаково, – бросил на него насмешливый взгляд Павел.
– Почему у нас с тобой все не так? – раздумчиво сказал Вадим. – Посмотри, как прожили свою жизнь Дерюгины, Супроновичи, мой отчим с матерью. Для них семья – это все! Почему мы не такие?
– А может, женщины стали другими?