Но ведь братья Гонкуры никогда не были женаты, откуда же им знать, что такое семейное счастье? Всю жизнь прожить пустоцветом и не оставить после себя корня, ростка, как когда-то говорил Андрей Иванович Абросимов? Это не выход… Скорее – бегство от действительности. Впрочем, ему, Вадиму, не грозит полное одиночество – у него сын, дочь. Да и рано еще ставить крест на своей семейной жизни! Как поется в песне, еще не вечер. Уже скоро месяц, как он один в Андреевке, – хотел он этого или нет, а мысли о некогда близких женщинах приходили в голову. Думал об Ирине, Вике. И злости у него на них не было. Пожалуй, лишь сожаление, что все так получилось. Весь его немалый опыт жизни подсказывал, что к людям нельзя относиться однозначно: в каждом человеке есть хорошее и плохое. В ином сокрыто такое, о чем он никогда и сам не подозревал. Ученые подтверждают, что мозг человека используется далеко не весь, а лишь какая-то незначительная часть. Задумываются ли люди о том, что не до конца раскрыли себя в этой жизни? Или за обыденностью, суетой, мелкими заботами многим и в голову ничего подобного не приходит?..
Огонь пожирает в печи поленья, гудит в дымоходе, пышет жаром в лицо. Огонь вечен. Он существовал до появления жизни на земле и будет существовать бесконечно… Наверное, поэтому никогда не надоедает смотреть на него.
Что-то стукнуло в сенях, и снова стало тихо. Уж не гость ли пожаловал? Галя Прокошина обещала прийти за книжкой… Последний сеанс заканчивается в десять вечера. В сумерках он видел в окно, как к клубу тянулись люди, в основном молодежь. Шел фильм «Девушка с характером». Какие старые картины тут идут! Показывают, конечно, и новые, после того как они сойдут с экранов больших городов. Сидит Галя у аппарата на высоком табурете и крутит ленту…
Снова в сенях раздался непонятный звук, наверное крысы. В доме то и дело что-то само по себе поскрипывало, потрескивало, вздыхало. Дом жил какой-то своей затаенной жизнью и не собирался делиться секретами с Вадимом. Иногда ночью он просыпался от глухого удара – это срывалась с крыши глыба наметенного вьюгой снега, иногда кто-то отчетливо разгуливал по чердаку, так что скрипели потолочины, или за окном кто-то осторожно царапал острым по раме. Понятно, почему сельские жители верили в домовых. Его бабушка Ефимья Андреевна вполне серьезно утверждала, что их домовой живет под печкой и любит слушать, когда рядом на чурбаке тоненько распевает свои песни медный закипевший самовар…
Вадим подложил в печку еще дров, взглянул на часы: половина десятого. Кинофильм может закончится и без двадцати десять. В клубе не видно огней, нынче четверг, а танцы будут в субботу и воскресенье. Он вспомнил, что свет не включил, – размышлять можно было и в темноте, да и от раскрытой печки плясал вокруг багровый отблеск. Тускло поблескивали на полке алюминиевые кастрюли и тарелки, в углу на стене мерно тикали ходики. Первое время Вадим не мог привыкнуть к их тиканью, а потом перестал замечать. Когда он повернул выключатель, тоненько запел и тут же утихомирился счетчик. Теперь с улицы видно, что в доме не спят…
В десять часов Вадим кочергой помешал пламенеющие угли в печи, подождал, пока не погас зеленоватый ядовитый огонек, и закрыл трубу. Он знал: пока змеится в углях огонь, задвижку закрывать нельзя, можно и угореть.
Уже минут двадцать, как закончился последний сеанс, – Вадим видел, как мимо дома прошли люди. Из окна не виден был вход в кинобудку, обычно девушки уходили что-то около десяти, если не задержатся с подружками. Кстати, есть ли у Гали парень? На танцах она отплясывала со всеми подряд. Посидев за письменным столом еще минут пятнадцать, Вадим откинул стеганое одеяло на диване, взбил подушку и, быстро раздевшись, улегся с книжкой в руках.
Он понял, что Галя уже не придет.
2
– Ирюня, золотце, я достал два роскошных билета в Дом кино, говорят, такой фильм – очугунеть можно! Софи Лорен и этот… Мастураяни.
– Мастроянни, – машинально поправила Ирина Головина.
– Я за тобой заеду на такси, – ворковал в трубку Илья Федичев. – Ты выходи… – он, наверное, взглянул на часы, – ровно без двадцати восемь… Там будет нынче весь бомонд! Картина-то не для широкого показа. Пришлось подсуетиться, чтобы билеты достать…
– Ты знаешь… – заколебалась Ирина, но ничего путного с ходу не смогла придумать.
– Я все знаю! – рассмеялся Илья. – Ты мне еще сто раз спасибо скажешь. Одевайся и выходи, чао!
«Словечками-то какими бросается: „бомонд“, „чао“, „очугунеть! – насмешливо подумала Ирина. – Софи Лорен и Мастроянни – это, конечно, интересно… Надо идти“.
– Мама, ты куда? – спросила Оля, увидев, что она переодевается.
– Ты уроки сделала? – строго взглянула на нее мать.
– По-моему, я домой двойки не приношу?
– И я за книжкой что-то тебя не часто вижу.
– Я папину повесть наизусть знаю…
– А что, других книжек у нас нет в доме? – заподозрив дочь в желании ее уколоть, спросила Ирина.
– Андрюшка будет телевизор смотреть, а мне чего делать? – плаксиво заговорила дочь. – Можно я к бабушке пойду?
– И ты смотри.