Когда боги глухи

— В книжках, бывает, такое напишут…

— Схожу на кладбище, — поднялся с табуретки Дмитрий Андреевич. — Взгляну на могилы родителей.

— Кладбище сильно разрослось. Проводить тебя? — предложил Казаков.

— Я один, — сказал Абросимов.

Как-то раз у Федора Федоровича Казакова и Григория Елисеевича Дерюгина зашел разговор о бывшем директоре молокозавода Шмелеве.

— Иван-то Кузнецов прошляпил тогда… — сказал Федор Федорович. — Шмелев-то орудовал у него под самым носом.

— Кузнецова в то время не было в Андреевке, — вступился за чекиста Дерюгин. — Он служил в Ленинграде.

— Жил под боком враг, а мы и не знали…

И Григорий Елисеевич до мельчайших подробностей вспомнил встречу с Шмелевым-Карнаковым в Ярославле, где стояла его дивизия…

Это было летом 1942 года. Он возвращался с совещания у командующего армией…

— Притормози, — негромко сказал Григорий Елисеевич, увидев впереди знакомую фигуру.

Рослый человек в полотняном костюме с авоськой в руке неспешно шагал по тротуару. В густых волосах серебрилась седина, однако держался человек прямо, голова приподнята.

— Глазам не верю, Григорий Борисович! — окликнул его из машины Дерюгин. — Вот так встреча!

Человек не сразу остановился, будто не расслышал, шоферу пришлось еще немного проехать, чтобы поравняться с ним. Увидев полковника с орденскими планками на груди, человек остановился, с трудом выдавил на окаменевшем лице улыбку.

— Мой тезка? — проговорил он. — Григорий… Елисеевич? Здесь, в Ярославле? Рад вас видеть в добром здравии, очень рад!

Дерюгин вылез из машины, пожал руку старому знакомому. В Андреевке они не раз встречались, несколько раз даже играли у Супроновича в бильярд.

— Вижу вас и глазам не верю, — говорил Григорий Елисеевич. — Вот, значит, куда вас война забросила? Наверное, целым заводом тут заворачиваете?

— Уже полковник? — улыбался Шмелев. — Сколько наград! Теперь до генерала дослужитесь.

— Вы один или с Александрой? — спрашивал Дерюгин. — А мои родственники в Андреевке остались… Живы ли?

— Все жду, когда вы фрицев погоните, — отвечал Шмелев. — Александра не поехала со мной, осталась с сыном… А вы здесь… — он перевел взгляд с петлиц с двумя скрещенными стволами на небо, — воюете? В городе? А меня и в ополчение не берут, дескать, стар, болен.

— По виду не скажешь, — заметил Дерюгин. Как-то не получался у него душевный разговор с бывшим директором андреевского молокозавода. Сам улыбается, голос приветливый, а глаза настороженные, будто он и не рад совсем нежданной встрече. — Сильно я опасаюсь за своих… Андрей Иванович — горячий мужик, случись что — не стерпит. А там и не только горячие головы рубят…

— Да, а ваш шурин Кузнецов как поживает? — вспомнил Шмелев. — Небось в генералах ходит?

— Как началась война, ни слуху ни духу.

— Скорее бы она, проклятая, кончилась, — вздохнул Шмелев. — Надоело скитаться по чужим людям. Потому и не приглашаю к себе, что живу в жалкой комнатенке с одним окном. Вот болел, опять было с легкими обострение. Это в Андреевке сосновые боры, раздолье, а тут городскую пыль глотаю.

— Рад был повидаться с земляком, — улыбнулся Григорий Елисеевич и протянул руку Шмелеву. Когда машина уже тронулась, попросил шофера остановиться и, приоткрыв черную дверцу, великодушно предложил: — Садитесь, Григорий Борисович, подвезу, куда надо.

— Благодарствую, — отказался тот, — я еще хочу в поликлинику заглянуть, это рядом…

— Земляка повстречали, товарищ полковник? — спросил адъютант Дерюгина Константин Белобрысое, глядя в заднее стекло на человека в полотняном костюме, который, стоя у забора, пристально смотрел им вслед.

— Разбросала война людей по белому свету, — думая о своем, проговорил Григорий Елисеевич. — И что удивительно, люди изменились, стали другими. Возьми этого Шмелева. Крепкий мужик и возраст подходящий, а он сидит в тылу, бегает по поликлиникам. Так и не сказал, где работает…

— Зато поинтересовался, где мы стоим, — вставил Белобрысое. — Не обратили внимания, товарищ полковник, когда вы его окликнули, он даже головы не повернул, будто это к нему и не относится? Он что, глухой?

— Не замечал раньше за ним такого, — ответил Григорий Елисеевич. Ведь и вправду, когда он обратился к Шмелеву, тот сначала никак не отреагировал, да и разговаривал как-то скованно.

— Может, контуженный? — предположил адъютант. — Потому и в армию не взяли?

— У него с легкими не в порядке, — сказал Дерюгин.

— Не будь он ваш знакомый, я у него документы бы проверил, — заметил Костя. — Чего-то он испугался, встретив вас… И глаза у него какие-то странные.

— Ну ты наговоришь! — рассмеялся Дерюгин. — Вылез бы и проверил документы…

«Эмка» выскочила из города и запрыгала по выбитой щебенке, красноватая пыль припорошила кусты, по невспаханному полю разгуливали большие черные птицы.

— Ишь ворон сколько, — кивнул на них Григорий Елисеевич.

— Грачи, товарищ полковник, — пряча улыбку, поправил Костя.