Читаем Когда боги глухи полностью

— Как же ты не знаешь самого главного дьявола? — Петя раздвинул в улыбке толстые губы. Он вдруг разговорился: — Чертями и бесами в преисподней командует… Там ведь грешников на сковородках поджаривают, в кипящих котлах варят, пить не дают. Слышала про знаменитую Сикстинскую капеллу, в которой Микеланджело написал во всю стену свой «Страшный суд»?

— А ты ее видел? — спросила Лариса.

— На репродукциях, — вздохнул Петя. Он чуть было не брякнул, что был в Риме, но, бросив взгляд на Андрея, удержался.

— Страшный суд… — задумчиво произнесла Лариса. — И бабушка говорит, что на том свете за все придется ответ держать.

— Перед кем? — спросил Андрей. И ломающийся голос его вдруг прозвучал в кладбищенской тишине звучно и басисто.

— Ты что же, думаешь, я в бога верю? — звонко рассмеялась Лариса, но тут же спохватилась и прижала ко рту белую вязаную варежку: — Нехорошо смеяться на кладбище… Это вы ввели меня в грех.

— Что мы тут мерзнем? — первым спохватился Петя. — Эх, на лыжах бы покататься! — Он взглянул на девушку: — У вас тут есть горы?

— Горы-то есть, — улыбнулся Андрей. — А вот где мы лыжи раздобудем?

— В Мамаевский бор поедем? — оживилась Лариса. — А лыжи я вам достану!

— Мы будем кататься с горы ночью при луне, — размечтался Петя Викторов. — Такая бело-синяя ночь в стиле Куинджи.

— Ты художник? — спросила Лариса.

— Я еще не волшебник, я только учусь, — весело рассмеялся Петя.

— Может твой портрет написать, — заметил Андрей.

— Почему написать? Нарисовать, — поправила Лариса.

— Рисуют школьники, а художники — пишут, — солидно вставил Петя.

— Я думала, пишут только писатели…

— Вперед, в Мамаевский бор! — воскликнул Андрей.

И, позабыв про кладбище, они наперегонки побежали через молодой сосняк к поселку. Бросавший снежками в убегавших от него Петю и Ларису, Андрей вдруг остановился как вкопанный: поразительно отчетливо перед глазами вдруг всплыло морщинистое, с серыми глазами и кустистыми седыми бровями лицо Дмитрия Андреевича. Абросимов строго смотрел на него, — сжав губы, затем его лицо подобрело, от уголков глаз разбежались морщинки, в глазах вспыхнули яркие искорки… Андрей оглянулся на скрывшееся за розоватыми стволами сосен кладбище, разжал ладонь, и на дорогу упал снежный комок со следами его пальцев. Пожав плечами, он поддал носком теплого ботинка на толстой подошве ледяную голышку и бросился догонять убежавших далеко вперед Ларису и Петю.

2

Вернувшись к себе после разговора с боссом, Найденов в сердцах швырнул на письменный стол отпечатанные на машинке листки и замысловато по-русски выругался. Генрих Сергеевич Альмов, стучавший на пишущей машинке, сочувственно взглянул на него и заметил:

— Босс вчера на соревнованиях в Нюрнберге занял четвертое место по стрельбе. Рвет и мечет! Ему лучше нынче не попадаться на глаза.

— Где я ему возьму сногсшибательный сенсационный материал, если я в России уже сто лет не был? — сказал Игорь Иванович, усаживаясь на металлическое вращающееся кресло. — Целина, БАМ, спекуляции у комиссионок, видишь ли, ему надоели… Теперь подавай политические провокации в Москве! Я вытряс всю душу из этого вшивого композитора, что попросил политического убежища… Мямлит, мол, там ему не давали возможности творить свои бессмертные кантаты и симфонии, заставляли писать музыку на слова бездарных поэтов, пользующихся покровительством высокого начальства. В общем, все одно и то же. А я думаю, ему просто захотелось тут красиво пожить. Думает, что будет нарасхват, а сам и трех слов по-немецки связать не может.

— Ну, для музыканта это не имеет значения, — улыбнулся Альмов.

— Надоело мне, Генрих, заниматься всей этой чепухой… Там, в Штатах, все было ясно и просто: убрать такого-то политикана или пустить ко дну роскошную яхту с премьером марионеточного государства, которого и на карте-то нет…

— Напиши об этом!

— И слушать не хочет! Орет, мол, про наемников и не заикайся. Показали одного по телевизору, так куча писем от возмущенных граждан пришла…

— Пошли пива выпьем? — предложил коллега.

В пивной Игорь Иванович долго распространялся о тупости босса, который сам ни черта не может написать, а других критикует! Конечно, зря он, Найденов, сегодня сунулся к нему со своим материалом… Откуда же ему было знать, что босс проиграл соревнования?..

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза