Когда гаснут звезды (ЛП)

Я больше не езжу в Мендосино до первого дня октября, когда у меня заканчиваются запасы. Свет начал меняться в зависимости от времени года, как это всегда бывает, обостряя углы и тени и заставляя вас быть благодарными за каждый солнечный день. Он холодный, но ясный, с какой-то суровой свежестью, которая приятно ощущается на коже. После того, как я делаю покупки, я прячу продукты в Бронко и решаю немного пройтись пешком. В Ротари-парк мужчина и женщина расположились за одиноким столиком для пикника рядом с маленькой потрепанной палаткой для щенков. С ними собака среднего размера, короткошерстная, с темной мордой и рыжеватым мехом. Он замечает меня и вскидывает голову, как будто мы друзья. Затем подбегает, пристраиваясь в шаге позади меня.

Даже забавно, как быстро он подстраивается под мой темп. Я останавливаюсь, поднимая руку, как регулировщик: «Стой», — но он игнорирует меня. Я делаю шаг, и он делает шаг. Я смеюсь, и он садится. Внезапно мы оказываемся в ситкоме, хотя, кажется, никто не смотрит, даже пара хиппи в парке занята своими делами.

Я возвращаюсь к ним.

— Эй, вы не могли бы подержать свою собаку?

— Она не наша, — говорит женщина. Ей могло быть лет тридцать или пятьдесят, с загорелым лицом и торчащими светлыми волосами, напоминающими утиный пух. Толстовка Seahawks свисает до середины колен поверх длинной юбки с принтом. — Никогда не видела ее раньше.

Парень с ней выглядит так, как будто он жил на улице с Лета Любви* (Лето любви (англ. The Summer of Love) — лето 1967 года, когда в квартале Сан-Франциско под названием Хейт-Эшбери собралось около ста тысяч хиппи, чтобы праздновать любовь и свободу, создавая тем самым уникальный феномен культурного, социального и политического бунта.). Единственная седеющая коса свисает через плечо, небрежно заплетенная, но чистая. Он улыбается, и на солнце сверкает серебряный зуб:

— Умная, однако, псина.

— Как ты можешь судить? Я никогда не держала собак.

— Все дело в глазах, — объясняет он. — Она слушает, видишь?

— Она?

Он сверкнул еще одной серебристой улыбкой.

— А ты не любительница собак.

Я вдруг понимаю, что смеюсь, очарованная им.

— Вы можете просто подержать ее, чтобы я могла выбраться отсюда?

— Без проблем. — Он один раз указывает на землю, и собака садится, ожидая следующей команды. Когда он разжимает ладонь, она падает на живот. На тыльной стороне его левой руки я замечаю полдюжины крестиков внутри круга.

— Что означает ваша татуировка? — спрашиваю я.

— Уроки. — Его зрачки такие черные, что, кажется, пульсируют. — Вещи, которые я никогда не должен забывать.

Женщина рядом с ним говорит:

— Не верьте ничему, что он вам говорит. Однажды он рассказывал, что каждый крестик — это человек, которого он убил в битве. Давайте, спросите его, в какой именно.

— И в какой же? — решаю я подыграть.

— При Ватерлоо.

— 10-

Иден была первым человеком, которого я когда-либо встречала, который верил в прошлые жизни. До этого у меня была дикая выборка религий в разных местах, от мормонизма до пятидесятничества и пресвитерианства, рожденного свыше, и ни одна из них меня не убедила. Но вселенная Иден была больше и сложнее, чем любая, о которой я когда-либо слышала, и гораздо более интуитивной. Для нее идея о том, что мы перевоплотились, была очевидным продолжением жизненного цикла. Всей жизни. Все вращалось в постоянно движущемся колесе рождения, роста и распада, океан вокруг нас и Млечный Путь над нами, и все галактики за пределами нашей, бесчисленные, как папоротники, разворачивающиеся вдоль обочины дороги. Бог был не там, наверху, в каком-то небесном царстве, а здесь, в мире, в комьях грязи и росе, в терпении паука, который жил за банкой из-под сахара, в изысканных нитях ее паутины. Смерть не была концом так же, как единственная содрогающаяся волна на Португальском пляже не могла перестать двигаться. Она смирилась с этим, но я все еще боролась.

* * *

После того, как было найдено тело Дженни, расследование растянулось на месяцы. Эллис Флуд и его команда опросили полгорода, по крайней мере, так казалось, пытаясь докопаться до сути этой тайны. Ее отец и Калеб, все друзья Дженни и ее коллеги по винограднику в Бунвилле. Джек Форд был естественным первым подозреваемым. Он был странным человеком, и все знали, что он слишком много пил. Кроме его жены, которая внезапно ушла от него, когда Калебу и Дженни было шесть лет, не оставив никаких следов своего местонахождения, он не был близок со многими людьми, включая своих детей. Не раз я видела, как Калеб вздрагивал, когда Джек называл его по имени, но это не было доказательством. Эллис Флуд вообще не нашел ничего, что могло бы его уличить, и поиски продолжались.