Когда герои падают

— Ах, lottatrice (пер.с итал. «боец»), — драматично вздохнул я, взял бокал для вина из коллекции на столешнице и протянул ей. — Кажется, ты не понимаешь, что работаешь на меня сейчас. И я устанавливаю правила. Это моя игра, в которую ты должна играть.

— Я могу покинуть твою команду юристов. — предложила она.

Она пристально смотрела на меня, ее глаза цвета грозовых туч были темными и бушующими под ее нежными рыжеватыми бровями. Это должно было быть уродливое выражение, полное ненависти, но я видел только красоту ее лица под ним и сияющий огонь ее борьбы.

Я начал понимать тонкости ее характера, несмотря на все ее попытки оставаться в стороне. Поначалу Елену Ломбарди было сложно полюбить. Она была создана как произведение современного искусства, со всеми острыми углами, жесткими линиями и доминирующей чувствительностью; красивая и интригующая, но сложная для понимания. Только после дальнейшего размышления и тщательного изучения, воздействие ее красоты пронзало, это было такое же сложное чувство, как и то, что она была женщиной.

Я с нетерпением ждал продолжения изучения.

— Ты бы не стала. Успех для тебя слишком много значит, — заметил я, прислонившись спиной к столешнице и скрестив руки на груди.

Ее глаза опустились к выпуклостям мышц под тканью, прежде чем она смогла сдержать порыв.

— Кто бы говорил.

Я склонил голову.

— Стремление к успеху мотивирует меня, да. Не больше, чем стремление к счастью.

— Это одно и то же, — заключила она, пожав плечами, что было физическим выражением слова «да».

— Нет. Успех определяется обществом. Счастье определяется нашими сердцем и разумом. Я думаю, lottatrice (пер.с итал. «боец»), ты была бы намного счастливее, если бы научилась ценить последнее.

— Не называй меня так и не поучай меня, капо. Ты не можешь давать мне советы.

— Не могу? — я широко раскрыл руки, показывая на шумную вечеринку вокруг нас. — Я успешный бизнесмен с влиятельными друзьями, которые поддерживают меня, даже когда меня судят за убийство.

— Успех, — возразила она, подняв руку, показывая мне свой красный маникюр, пока пересчитывала. — Роскошная квартира, возможно, несколько нелепых спортивных автомобилей, достаточно денег, чтобы подкупить этих могущественных «друзей», чтобы они не видели твоих проступков. — она приподняла бровь. — Ты хочешь, чтобы я еще назвала тебя лицемером?

Я засмеялся, наконец-то повеселившись на собственной вечеринке, и это было от рук самой необычной женщины, которую я когда-либо встречал.

— Кто смешит моего сына? — сказал Торе, подошел ко мне, хлопнув меня по плечу.

Я завороженно наблюдал, как изменилось поведение Елены. Ее ощетинившаяся враждебная энергия остыла, черты лица расслабились, выражая вежливый интерес, и даже ее поза изменилась, вес распределялся равномерно, а плечи напряженно откинулись назад.

Она слегка улыбнулась единственному мужчине, которого я считал своим отцом, и протянула ему руку.

— Рада официально познакомиться с вами, мистер Сальваторе. Я Елена Ломбарди, один из адвокатов Эдварда.

Я закатил глаза, увидев, что она намеренно использовала мое старое имя, но Торе только рассмеялся и взял ее тонкую руку между своими, включив свое обаяние.

То же самое очарование, которое соблазнило маму Елены на роман. Судя по безмятежному приветствию Елены, можно было с уверенностью предположить, что она понятия не имела, что разговаривает с отцом двух своих младших брата и сестры.

— Ты намного больше, чем адвокат Данте, — говорил Торе, похлопывая ее по руке. — Можно сказать, что мы старые друзья семьи. Зови меня, пожалуйста, Торе.

В ее глазах мелькнуло что-то темное, но губы пластично сложились в подобие улыбки.

— Если хотите. Конечно, я наслышана о вас с детства.

В этом предложении было что-то такое, что, казалось, прозвучало эхом так же смело, как если бы оно было произнесено.

Вы были организатором кошмаров в моей юности.

Конечно, она не знала, что, когда Торе приехал в Неаполь спустя годы после своего романа с Каприз, он был потрясен не меньше других, обнаружив в ее доме детей-близнецов с золотыми глазами. Он сделал все возможное, чтобы оградить Ломбарди от опасных связей Симуса с Каморрой.

Но он ничего об этом не сказал.

Вместо этого он молча принял удар, который она нанесла, будто он этого заслужил.

В моей крови вспыхнул гнев.

Одно дело осуждать меня, но совсем другое проткнуть Торе своей неуместной ненавистью.

— Он сделал для твоей семьи больше, чем ты думаешь, — прервал я, сердито глядя на нее с высоты своего роста. — Не бросай камни, если ты слепа к своему окружению.

Елена проигнорировала меня, ее серые глаза сверкали огнем, смотря на Торе.

— Возможно, ты этого не помнишь, но я была там в тот день, когда ты вытащил Козиму из дома моей матери в Неаполе.

Я тоже вспомнил тот день. Александр отправил Козиму домой в Италию, чтобы получить информацию обо мне и Торе, информацию о смерти нашей матери. Именно в тот вечер Козима узнала правду о том, что случилось с Кьярой, и правду о ее отце.