Когда говорит кровь

Когда последний из царей умер, а род его пресекся под ударами мечей и копий вчерашних слуг и соратников, новые хозяева государства долго не могли решить, кому из богов посвятить это каменное чудо. Одни предлагали передать его владыке судеб Радоку, другие — покровителю богатств Сатосу. Третьи — хранительнице родовых уз Венатаре или богу-воителю Мифелаю. Ну а кто-то и вовсе желал преподнести его Утешителю мертвых — Моруфу. Споры шли долго и яростно, превращаясь в новый повод для и так терзавших государство раздоров. И кто знает, как далеко бы зашли почитатели разных культов, если бы тогдашний эпарх Кадифара не предложил Синклиту иное, весьма изящное решение наболевшего вопроса. Храм, что возводился для одного верховного бога, и который был низвергнут вместе с утверждавшей его власть династией, посвятили всем богам Тайлара разом. Так возник Пантеон. И почти сразу он стал не просто главным храмом государства, но и сосредоточением всей жреческой власти. Их главной обителью и хранилищем их знаний.

И именно туда и лежал путь Великого логофета.

Хотя сегодня храм был закрыт для посещений, Джаромо всё же, поднялся по широкой лестнице и подошел к высоким вратам, обитым бронзой. Взявшись за одно из колец, он несколько раз с силой их ударил, после чего отошёл немного назад. По обе стороны от ворот располагался барельеф, выполненный с удивительной точностью. По левую руку на нем располагались Бахан, Илетан, Меркара, Сатос, Лотак и Жейна. Шесть радостных богов, именуемых ещё летними богами, ведь именно им были посвящены наступающие Летние мистерии. Они покровительствовали ремеслам и искусствам, плотской любви, красоте и рождению детей. В религиозной традиции Тайлара они считались главными любителями людей, отвечающими за все мирские блага и радости. И в этом своём качестве, они не столько противостояли, сколько дополняли правый барельеф, где располагались суровые, зимние боги: Мифелай, Радок, Моруф, Венатара, Мархаг и Феранона.

Чужеземцы, слабо знакомые с Тайларом и его обычаями, зачастую считали их темными или даже злыми. Но боги Тайлара не были ни добры и не злы. Да, они отличались по характеру и отношению к людям, но разделение на силы света и тьмы, столь любимое к югу от Айберинских гор, им было чуждо. Всё в них было пропитано полутонами, сумасбродством, желаниями и страстями. И, по мнению Джаромо, это накладывало сильный отпечаток на все тайларское общество и в особенности — на его политику, высшим выражением которой был Синклит. Это удивительное место, в котором самые грязные пороки были замешаны поровну с добродетелями, а общественные интересы не отделялись от личной корысти старейшин.

Устав ждать, Великий логофет вновь подошел к вратам храма и несколько раз с силой ударил бронзовым кольцом. На этот раз одна из воротин заскрипела, и на него уставились удивленные глаза совсем молодого послушника.

— Храм закрыт господин, — тонким, ещё не сломавшимся голосом проговорил худенький лопоухий мальчик, которому вряд ли было больше двенадцати.

— Пантеон закрыл свои двери для паломников и просителей, но я вовсе не собираюсь тревожить богов назойливыми мольбами или жертвами. Меня ждёт господин Анкариш. Тебе же знакомо сие родовое имя, дитя?

— В-верховный понтифик? — большие глаза мальчика хлопнули.

— Да, если только за те пару часов, что длилась наша разлука, в государстве не успели произойти слишком уж сильные перемены.

— Что?

— Я говорю, веди меня, о юный прислужник богов. Ну или хотя бы впусти внутрь, а там мои ноги уже сами нащупают нужный для них путь.

— Я… так это, не положено же…

— Эй, Келло. Кто это там? — раздался хриплый старческий голос из глубин храма.

— Это гость. Говорит что к самому Верховному понтифику пришëл.

— К Верховному? Хей, хей. Дай я на него посмотрю.

Мальчик скрылся за дверью, а из проема показалась облысевшая голова, с непомерно большим носом и пышными седыми бровями, которые тут же взлетели вверх, стоило ему разглядеть гостя.

— Ох… Великий логофет! Всех благ вам и благословений. Не часто вы бываете у нас. Ох, не часто. Проходите же скорее.

— Увы, твои слова полны горькой правдой. Визиты мои в сие чудо почитание божественного, редки и весьма нерегулярны. Но вот ты, как был привратником в тот самый первый раз, когда нога моя переступила порог сего прекрасного храма, так им и остаешься, являя собой подлинный образец постоянства.

— А то, таков мой долг перед ними, богами, — его узловатый палец многозначительно ткнул вверх. — Да только с постоянством это вы меня зря нахваливаете. Старею я совсем. Не поверите, но вот даже ворота уже с трудом открываю. Немощь у меня в руках. Вот и взял себе ученика. Только-только взял, он потому нужных людей не знает, а не от того что тупой, вы уж не подумайте.

— Да будут труды в его обучении успешны и плодотворны.

— Будут-будут. А не то знаете, немощь то может и в руках, да палкой я ещё неплохо огреть могу. Да, Келло?

Мальчик вздрогнул и прижал к себе руки, нервно потирая запястья. Похоже, палкой учили его и вправду довольно часто.