Когда говорит море

Но ведьма уже склонилась и торопливо нашептывала мне прямо в ладонь какое-то древнее руническое заклинание, слова которого тотчас вспыхивали на моей коже. Они запечатлелись в моей памяти так четко, как будто их там выжгло магией:

— Повтори слово в слово семь раз за семь дней полнолуния — и поправ законы своей природы, ты сбросишь с себя рыбий облик и примешь человечью форму! Ты станешь женщиной, сирена!

Я только ахнула, но она уже шипела дальше.

— Только смотри, не проболтайся никому, иначе…

В этот миг за ближайшим поворотом мелькнули быстро приближающиеся сполохи подводных фонарей. Стража Мармариса! Отступница резко закрыла рот и, ошалело оглянувшись, и бросилась прочь, поспешно растворилась в черном провале дверного проема.

А я осталась одна в нерешительности посреди улицы, сжимая в ладони невидимые письмена запретного заклинания. Мои чаяния вот-вот могли осуществиться…

Я не помнила, как вернулась к себе домой. От размышлений о возможных последствиях у меня голова пошла кругом. Порывисто вскочив, я закружилась посреди комнаты, то отмахиваясь от навязчивых видений, то вновь с жадностью впитывая их. Сердце бешено колотилось, а из жабр вырывались то ли всхлипы, то ли нервные хихиканья.

Мысленный взор то и дело выхватывал все новые дразнящие детали желанного женского облика. Вот изогнутая линия бедра под тонкой прозрачной тканью… Округлость бархатистой груди с рассыпанными по ней россыпями родинок… Жемчужные капельки росы на пушистых ресницах, подрагивающих от сладостного томления…

И все это — мое! Это буду я, преображенная, избавившаяся от своей рыбьей природы, такая же совершенная и прекрасная, как люди на берегах моря! Да что там — я затмила бы любую из смертных женщин своей морской красотой!

Кружась все быстрее, я ладонями начала освобождать себя от тяжелой юбки из водорослей. Путы сиреньей одежды спадали на пол, оставляя лишь облако молочной эссенции вокруг моего исступленно вращающегося тела. Зажмурившись, я извивалась, словно пытаясь высвободиться из собственной оболочки, сбросить ненавистный чешуйчатый покров.

Совсем рядом вдруг снова зазвучали первые слова запретного заклинания, произносимые сладострастным шепотом:

«Перксари итрельда таамат!»

Этот голос будто шел из самых глубин моего сознания, пробуждаемый самыми затаенными желаниями. Сквозь пелену поволоки я разглядела, как по моей руке заструились потоки чистейшего серебристого сияния, а ладонь обрела невиданный нежный оттенок.

«Перксари итрельда таамат!» — заклинание звучало снова и снова, повинуясь моему собственному зову.

Живот сковало сладкой судорогой. На месте привычного хвоста уже проступали два изящных продолговатых бугра, очерченных дивными изгибами. Дыхание сбилось, когда я увидела, как от моей шеи вниз по возникшей груди начинают путаться растрепанные пряди светлых волос.

«Перксари итрельда таамат!..»

Под исступленный ритм этого бормотания передо мной явственно возникал тот самый волшебный идеал мира людей. С безумным упоением я наблюдала, как он обретает законченную форму, наполняется жизнью!

Я словно бы уже чувствовала, как теплое дуновение легкого бриза овевает разгоряченную кожу, прилизывая каждый новый изгиб высвобождающегося из оков тела. Чудесный аромат незнакомых цветов и садов щекотал ноздри. Где-то невдалеке ворковали птицы, а внизу — я явственно ощущала своими невидимыми, но уже вполне реальными ступнями — там стелилась упругая зеленая трава, мягкая и ласкающая.

Внезапно мои потоки грез прервало внешнее вторжение. В тусклом сиянии плавающих вокруг меня рун я различила, как в проеме двери за мутным стеклом возникла неясная фигура — будто недоуменно взиравшая на мои безумные пляски.

— Ариэль, с вами все в порядке? — донесся откуда-то издалека мужской голос. — Кхм… не смею вас тревожить, но синьора Полли просила вас не опаздывать на утреннюю лекцию…

Этот, пробивающийся сквозь обволакивающий меня дурман, в одно мгновение испарил всю дымку чудесных наваждений. Я ошеломленно застыла на месте, испустив долгий еле слышный стон разочарования.

Вокруг снова была лишь моя тесная келья в общежитии Академии, мерцание подводных светильников и соленый вкус морской воды. Ни намека на лужайки, ветер и цветочные ароматы. И уж тем более — ни следа дивного облика мечты, успевшего почти обрести вполне осязаемую форму в этом волшебном видении.

— Да-да! Я уже ложусь спать! — торопливо ответила я и служитель Академии, что-то бормоча, ушел со своим фонарем по коридору.

Под покровом ночи подводный город Мармарис погружался в сон. Редкие огоньки светились в окнах домов, устремленных ввысь, к далекой поверхности моря. Улицы и площади опустели, вся жизнь замерла в ожидании нового дня.

В это время от города исходило лишь мерное сияние крошечных люминесцентных рыбок, кружащихся над разноцветными коралловыми рифами. Их голубоватые всполохи освещали древние кораллы причудливых форм, источавших свое тихое сияние в темных глубинах.