Когда я уйду

Холодный сквозняк приветствует меня, пока я выливаю остатки цветного молока из импровизированной миски Джека в раковину и ставлю ее в посудомойку. Смотрю на ряд окон над краном, любуясь их состарившейся красотой, и сокрушаюсь от их бестолковости. Дело не только в том, что они сохранили мелкие стеклянные переплеты с двадцать шестого года, когда наш дом был построен, но и в том, что деревянные рамы столько раз перекрашивали, что из-за бессчетных слоев краски они перестали закрываться как следует, и в трещины и просветы сильно дует. Их нужно полностью заменить, но пока нам не по карману такая дорогая мера. Я просто собираюсь заткнуть щели. Номер тридцать семь в моем постоянно меняющемся списке задач, призванных удержать наше испанское бунгало от окончательной разрухи.

Когда два года назад мы искали дом, я с первого взгляда влюбилась в скругленные двери, красную черепичную крышу, каменное переднее крыльцо с перилами из черного кованого железа и желтые оштукатуренные стены. Представила, как лениво ем ломтики сыра манчего и запиваю вином под большим оливковым деревом на заднем дворе. Но Джек не был так уж очарован.

– Это не оливковое дерево, – заявил он, грубо разрушая мою фантазию. – И дом нуждается в основательном ремонте. Таунхаус вполне готов, бери и въезжай. Свежая краска и тому подобное.

Я покачала головой, думая об арочном закутке в прихожей и антикварном телефоне, который найду на блошином рынке и поставлю на настенную полку.

– Это то, что надо.

– У меня не будет времени сделать все, что требуется в этом доме, – сопротивлялся он. – Сама знаешь, какой у меня график.

– Но у меня будет. У меня полно времени. Тебе и пальцем пошевелить не придется. Даю слово.

Но он попытался снова:

– Видишь этот двор? Вряд ли во всех этих сорняках найдется хотя бы одна травинка.

– Я все выполю. Честное слово.

Он вздохнул. Джек уже успел узнать меня настолько, чтобы понять: если я что-то решила, ни за что не отступлюсь. И поэтому нехотя сдался.

– Только ради тебя, – подчеркнул он.

Я улыбнулась и обняла его, довольная своей победой.

– Все будет идеально, – заверила я.

Но до идеала было далеко. Вскоре после того, как мы переехали, я поняла, что Джек первым угадал (хотя я никогда бы не признала, что он прав): дом нуждался не просто в косметическом ремонте. Работы было много. После того, как я выкрасила все внутренние перегородки и стены, установила новые воздушные фильтры, выполола сорняки во дворе, промыла под напором внешние стены, оттерла, отполировала и пропылесосила все, на что падал глаз, взорвался наш обогреватель. Через пять месяцев за ним последовал кондиционер. Потом лопнула труба, затопив подвал, и именно тогда мы столкнулись с проблемой плесени, которая все это время поджидала за стенами. После того, как мы погасили пламя (в случае с обогревателем это нужно понимать буквально), на двери холодильника все еще оставался список недоделок, которые нужно устранить. В него входят такие пункты, как: вызов электрика, который должен сделать заземление, установка новых плинтусов на кухне, полировка деревянных деталей и, конечно, уплотнение незакрывающихся окон.

Я заканчиваю загрузку посудомоечной машины и протираю все поверхности. Выхватываю из холодильника пакет с крошечными морковками, а заодно и ланч, который упаковала накануне, вместе со списком ежедневных дел, и кладу все в сумку. Надеваю ее через голову и вешаю поперек обтянутой свитером груди. На этой неделе зима вела себя, скорее, как ранняя весна, поэтому оставляю любимый черный пуховик в шкафу, хотя на дворе февраль.

Я выхожу тем же путем, что и Джек. Сначала открываю тяжелую деревянную дверь с вечно застревающей ручкой, потом протискиваюсь к сетчатой. Позволяю ей со стуком закрыться, наслаждаясь скрипом ржавых петель, как делаю каждый день. Напоминает лето, всегда бывшее моим любимым временем года.

Сбегаю по ступенькам заднего крыльца к нашей подъездной дорожке на одну машину. Тому, кто приезжает домой последним, приходится парковаться на улице. Обычно последним бывает Джек.

Я смотрю в сторону дома Сэмми. Свет на крыльце до сих пор не выключен, так что она, вероятно, заехала куда-нибудь позавтракать после смены. Мне сразу становится легче, потому что при всей любви к Сэмми – она такая трещотка, что простое «привет» у нее вечно превращается в пятнадцати, двадцатиминутную, обычно одностороннюю (с ее стороны) беседу. А сегодня времени у меня ровно столько, чтобы подъехать к кампусу, припарковать машину, успеть на университетский автобус и добраться до факультета психологии до того, как начнется лекция.