Когда я вернусь, будь дома

Встреча с Марией – это отсутствие колебаний даже тогда, когда казалось, что надежды нет.

Я знал, что наши жизни пересекутся, не переставал в это верить, хотя поводов усомниться было предостаточно.

Встречи со своим человеком достоин каждый, но не у всех она случается. Одни не дают окрепнуть воле и теряют веру, другие, разочаровавшись, замечают только неудачный опыт прошлого, а кто-то и вовсе не ждет, довольствуясь тем, что есть.

Твое рождение укрепило нашу с Марией связь. Это был еще один подарок Судьбы. Мы настолько были увлечены друг другом и работой (любовь есть прекрасное соединение дружбы и страсти), что мысль о ребенке не приходила нам в голову. И вдруг жизнь послала нам чудо. Тебя. Наши души и тела соединились, слились в одно целое, и общим стал путь. Мы как могли старались любить, оберегать тебя, однако без ошибок не обошлось.

Помню, как Мария, укачивая тебя, переживала: «В ней все так быстро меняется, что я как никогда раньше мечтаю остановить время». Ничто не дарило нам большего счастья, чем видеть, как ты, сонная кроха, открываешь глаза, смотришь на нас и улыбаешься тому, что мы – твои папа и мама.

Досту, барьеры на пути к счастью – иллюзия подсознания, страхи – пустые треволнения, а мечта – наше настоящее. Она и есть реальность.

Скучаю. Папа

8

Безумие наполовину состоит из мудрости, мудрость – из безумия

Досту,

еще недавно в нашей пекарне работал Умид, добродушный парнишка-бунтарь. Он разносил выпечку по домам. Клиенты его любили, особенно старшее поколение. Он был услужлив, хотя и редко улыбался. Умид напоминал меня лет в двадцать – вулкан внутреннего протеста, вот-вот прорвется наружу.

Умид воспитывался в католической школе, мечтал стать священником. В пору взросления бросил учебу, ушел из дома. «Многие верующие выдают себя за тех, кем не являются».

Позавчера Умид сообщил, что увольняется. Переезжает.

«Не хочу жить в этом проклятом городе. Осточертело называть его уродство уникальностью, а лицемерие общества – свойством менталитета. Вам, приезжим, не видно, насколько тут все прогнило. И вечная зима – не особенность географического положения, а проклятье. Посмотрите на наше правительство, оно только и делает, что разглагольствует о любви к родине. Если заговорили о патриотизме, значит, проворовались. Но мы сами виноваты: когда они себя избирали, мы с попкорном сидели у телевизора».

Амир уговаривал Умида хорошенько подумать, я отмалчивался. Прекрасно помню себя подростком – меня ничто не могло остановить. Импульсивные решения помогли сдвинуться с места.

Досту, ты знала, что мой дедушка Барыш был учителем в духовной семинарии? Мы с ним не раз беседовали о Боге. Я ощущал над собой высшую силу, но религиозные догмы вызывали во мне отторжение.

Однажды, взбудораженный спокойной реакцией Барыша на очередную школьную несправедливость, я выпалил: «Деда, чушь, что все и всегда вовремя! Наша воля слишком многое определяет. Не существует ни чуда, ни предопределенности. Все – только воля».

Барыш похлопал меня по плечу. «Твои слова подтверждают, что у каждого свой способ идти по жизни. Лет сорок назад я согласился бы с тобой безоглядно, теперь же понимаю, что Всевышний неизменно рядом и что все именно в Его воле. А мы лишь дети – кто настойчив, созидателен, целеустремлен, кто, напротив, чистый созерцатель. Однако мы таковы, какими видимся свыше».

Тогда слова деда показались мне выдумкой, однако с годами все чаще к ним обращался. Не от желания найти успокоение в высшем, а от осознания того, что в этом мире все в равновесии: безумие наполовину состоит из мудрости, мудрость – из безумия.

Умида уговорить не удалось. Ему нужно было уехать, чтобы понять: порой невозможно не любить людей, даже если они видятся плохими.

Скучаю. Папа

9

Забудь о времени, и всё сложится

Досту,

сегодня у меня наконец получился литовский хлеб. Которую неделю пробовал его испечь – не удавалось. То слишком сладкий, то чрезмерно кислый. В этом хлебе изначально высокая кислотность, которую уравновешивают медом, – вот я и не мог найти золотую середину. Не давалась и расстойка теста – из трещин в готовом батоне выпирал мякиш.

Амир пояснил, что тесто по литовскому рецепту чувствительно, требует полной вовлеченности в процесс. Во время замеса нельзя отвлекаться. «Забудь о времени, и всё сложится». Попробовал. Хлеб вышел отменным, цельным, на вид шоколадно-аппетитным. На второй-третий день стал получаться еще вкуснее. Тебе бы понравился, Досту.

Причина наших разочарований часто в том, что нас нет в настоящем, мы заняты воспоминаниями или ожиданием.

Я всегда тебя торопил, дочь. Прости. Мне хотелось, чтобы ты успела как можно больше. Может, из-за того, что в своем детстве я многое упустил? Послевоенное время, заново отстраивали школы и библиотеки. Во мне жило столько желаний – учиться, узнавать, постигать, – но возможностей не было.

Боялся, что ребенок повторит мою судьбу.