Когда я закрываю глаза

И умолкла, когда вмешался папа. Он положил руку ей на плечо, заставляя замолчать, и расплылся в широкой улыбке.

Тогда что плохого было в моем желании?

– Я ему передам.

Я со вздохом кивнула, не обращая внимания на странное поведение мамы. Она тоже улыбнулась, сначала неуверенно, а затем все шире и шире. Обернувшись к папе, она накрыла его руку своею.

– Сэм? – раздался нежный голосок Лу. – Думаю, я его знаю. Да, я его помню, – она снова задумалась.

А почему бы и нет? Он есть почти в каждом моем воспоминании. Столько картинок, на которых мы вместе, ничего удивительного, что Лу и родители его тоже помнят.

– Пойдем, малышка, пусть сестра отдохнет.

– Но, папочка, Нора и так долго спала.

Теперь улыбка тронула и мои губы. Да уж, не поспоришь. Судя по всему, я провела во сне очень много времени, но все равно чувствовала себя такой уставшей, будто не спала вообще никогда.

– Как насчет мороженого? – отвлек сестренку папа и, не дожидаясь ответа, взял ее на руки.

При слове «мороженое» Лу просияла. Обещанное лакомство заставило ее позабыть обо мне. Ну кто в восемь лет не питает слабость к мороженому?

Поднявшись, мама убрала за ухо волосы. Она какая-то бледная. В воспоминаниях она выглядела иначе.

– Я… – тихо начала мама.

– Все хорошо. Не беспокойся, иди с ними, – перебила я, желая облегчить ей задачу. Только слепой не заметил бы, что мама очень устала. Я боялась, что она лишится рассудка, если проведет в этой стерильной пустой комнате еще немного времени. Я и сама близка к сумасшествию, хотя находилась в сознании какие-то полчаса.

– Отправляйся домой. Возьми такси, отдохни. Мы с Лу полакомимся мороженым, я еще раз переговорю с врачом и позвоню Сэму, – папа устремил на маму полный любви взгляд. Ей явно нелегко принять это предложение. Ее внутреннее противоречие почти видимо, ощутимо.

– Сколько ты уже здесь? – Я давно хотела об этом спросить.

– Все в порядке, правда! Я…

– С самой аварии, – неохотно признался папа.

Понятно, почему мама так плохо выглядела. По всей видимости, она уже много дней не спала и не мылась. И не ела. Она была здесь, беспокоилась.

Мне так жаль. Жаль. Это слишком…

Запершившее горло свело спазмом, а на глазах навернулись слезы. Снова! Я как человек, который плывет по морю в дырявой лодке и пытается починить ее с помощью всего, что подвернется под руку. Но всего этого мало, недостаточно.

– Мне жаль, – задыхаясь, прошептала я. И оказалась в объятиях мамы. Она была рядом, гладила меня по спине. Говорила, мол, все будет хорошо, она рада, что я вернулась.

Мама с усилием оторвалась от меня, собрала вещи и, тихо плача, вышла из палаты вместе с папой и Лу.

– Скоро вернемся, – пообещал папа прежде, чем закрыть дверь.

Теперь, оставшись в одиночестве, я глубоко вздохнула. Теперь семьи здесь нет, и хаос чувств в душе начал успокаиваться. Будто он решил поспать, отдохнуть. Однако хаос не исчез навсегда. Он вернется.

Каждый предмет мебели, каждая деталь здесь оказывали на меня разное впечатление. Я окинула палату взглядом и вдруг заметила на противоположной стене небольшую картину. Она висела над маленьким столиком и стулом с мягкой обивкой. На ней было изображено дерево. Картина – единственное яркое пятно, только на ней совсем не было белого цвета. С каждой минутой в палате становилось все холоднее, она внушала странное чувство, которое прочно угнездилось во мне.

Холодно.

Закашлявшись, я натянула одеяло повыше. Как бы подавить это странное чувство? Повернув голову направо, я посмотрела в окно. Небо заволокли темные, плотные тучи. От взгляда на них делалось жутко. Полная противоположность белизне палаты. Они очень холодные, но почему-то казались живыми.

Я наблюдала за постоянно менявшимися тучами. Глаза слипались. Тучи словно песня или фильм, от которых клонило в сон.

– Она спит. Давай заглянем позже, а пока позволим ей отдохнуть.

Я знала, чей это голос. Папа вернулся. Я дремала с закрытыми глазами: не спала и не бодрствовала.

Другой голос ответил, что хочет остаться. Он тоже казался удивительно знакомым и чужим одновременно, и я не представляла, что делать, как на него реагировать. Поэтому лежала и выжидала.

Все тихо. Слышно только, как стучало мое сердце, и как юноша, которому принадлежал другой голос, мерил шагами палату. Не выдержав, я открыла глаза. И увидела Сэма.

Он правда здесь. На нем синие джинсы, болтающиеся на бедрах, мешковатый свитер. Волосы у Сэма немного длиннее, чем в моих воспоминаниях, а вот глаза прежние. Такие же большие и голубые. Смотрели пристально. Я с трудом оторвалась от его глаз. Мне хотелось рассмотреть Сэма целиком. Я разглядела с десяток веснушек, и это только у него на носу. Сэм стройный и жилистый, но не такой, как раньше. Я помнила его очень худым, щуплым. Вырос? Еще как. Когда это произошло? Почему у меня всего лишь одно-два смутных воспоминания о том Сэме, стоявшем передо мной сейчас? Короткие, мимолетные фрагменты, смазанные картинки. Но не больше.

– Я подожду за дверью, – сказал папа.

Я не обратила на него внимания. Меня целиком и полностью занимал Сэм.