Когда явились ангелы (сборник)

Мужик молча улыбнулся псу. Борода у него была длинная, черная, чрезвычайно густая, с соляным налетом седины у рта и ушей. Профиль его осклабился, и Дебри увидел два длинных резца, растущих из черной ежевичины рта. С совершенством во рту блондина желтые обломыши мужика не шли ни в какое сравнение. Этот дурик, вспомнил Дебри, при рукопожатии отвернулся. Видно, как и многие с плохими зубами, знает, что у него воняет изо рта.

– Ну так чё, как твои дела, слышь? Как оно? Все вот это, а? – Блондинчик ласково воззрился на хозяйскую среду обитания. – Классно тут у тебя, садик, кустики, всякое фуфлецо. Я вижу, ты всяко сельский житель. Ништяк, такой ништяк. Мы сами хотим прикупить домик под Петалумой, ждем, когда помрет Бобова старуха. На природе душевно. Мороки много, да? Поливать, кормить, ухаживать за всяким фуфлецом?

– Все время при деле, – признал Дебри.

– Та же хрень, – молол дальше парень, – зря ты не мотанул в Вудсток, слышь. Отпад, чесслово! Акры на акрах голых сисек, трава зверская, энергии зыкинские, ты прикинь!

– Мне говорили, – ответил Дебри, вежливо кивая.

Второй стопщик не шел у него из головы. Борода перенес вес тела на другую ногу – неспешно и осторожно, чтоб не потревожить осевшую пыль. Его лицо загорело дочерна, а волосы были подвязаны сзади; он следил за метаниями собаки, которая просительно теребила палку, и Дебри видел, как натягиваются у него на шее подкожные струны. Автостопщик был гол по пояс, но не лишен декора. На шее он носил нитку с коробочками эвкалипта, на запястьях длинных рук – тисненые кожаные браслеты. Тюремная татуировка – сделанная, определил Дебри, двумя швейными иглами, которые закрепляют параллельно на спичке и макают в тушь, – обволакивала левое запястье: сине-черный паук, простерший лапы по всем пяти пальцам до обгрызенных ногтей. На бедре Борода носил расшитые бисером ножны, а в них – скиннер с костяной рукояткой; по бугрившемуся мышцами животу наискось бежал длинный шрам, начинавшийся не пойми где и исчезавший в джинсах. Мужик лыбился и смотрел, как Стюарт мотает мордой вверх-вниз, слюнявя в пасти трехфутовую сломанную жердь для фасоли.

– Стюарт, отвали! – скомандовал Дебри. – Оставь человека в покое!

– Стюарт мне не мешает, – сказал мужик; мягкий голос словно стекал из угла рта. – У каждого свой трип.

Воодушевленный тихим голосом Стюарт плюхнулся перед мужиком на задницу. Эта пара байкерских сапог была старой и потертой. Не в пример сапогам компаньона ее тычки привели в чувство немало байков. Даже сейчас пыльная и недвижная пара страсть как желала кого-нибудь пнуть. Эта страсть висела в воздухе, будто непрозвучавший крик павлина.

До блондинчика наконец дошло, что ситуация сложилась напряженная. Он улыбнулся, сломал благовонную палочку и выбросил дымящуюся половину в айвовый куст.

– Ну правда, ты бы проперся, – сказал он. – Полмиллиона торчков по уши в грязи и музыке.

Он весь светился, поливал озорным сиянием то Дебри, то спутника, то суетившегося пса и ковырялся в широкой ухмылке окрашенным концом благовонной палочки.

– Полмиллиона прекрасных чуваков…

Все знали, что́ сейчас произойдет. Дебри вновь попытался сгладить ситуацию:

– Мужик, делай вид, что его нет. Он как старый наркоша, прется от палок…

Но попытка была вялая, и Стюарт уже выронил палку. Та едва успела коснуться пыльного сапога; присевший дурик сгреб ее и тут же метнул, как нож, в виноградную беседку. Стюарт понесся за палкой.

– Послушай, мужик, – призвал Дебри. – Не надо ее кидать. Напорется на колючки или проволоку, весь изрежется.

– Да как скажешь, – ответил Борода и отвернулся посмотреть, как Стюарт несется назад с высоко поднятой жердью. – Хоть так, хоть эдак.

И кинул палку снова: не успел Стюарт ее уронить, как Борода захапал трофей и отшвырнул его так быстро и плавно, что Дебри стало любопытно, не был ли стопщик в молодости спортсменом – бейсболистом, а то и боксером.

На сей раз палка угодила в свинарник. Стюарт пролетел меж верхних колючих проволок и поймал крутившуюся на лету жердь. На обратный прыжок через колючку, уже с палкой, пса не хватило бы. Он обогнул укрывшихся в тени свинюх и перепрыгнул деревянную калитку в дальнем конце загона.

– Я и говорю, у каждого свой трип, согласен, нет?

Дебри не ответил. Адреналин уже горел в его глотке. Кроме того, говорить было больше не о чем. Борода поднялся. Блондинчик шагнул к компаньону и прошептал что-то в волосатое ухо. Девлин расслышал только: «Не дури, Боб. Помнишь, какая хрень была в Бойзи, Боб…»

– Давай другим жить, – ответил Борода. – И давай другим блажить.

Стюарт прошел юзом по гравию и замер. Борода не дал псу открыть пасть, схватился за жердь и принялся злобно выдирать ее из зубов зверя. Дебри рванул что было адреналина в усталом теле: подбежал к стопщику и успел перехватить палку до броска.

– Я сказал, не надо.

На сей раз ухмылка не отвернулась; мужик смотрел прямо на него. И Дебри был прав насчет дыхания: гнилой ветер с шипением вырывался из зазубренного рта.

– Я слышал, чё ты сказал, пидорок.