Когда красное становится черным

Поползли слухи о том, что Инь навещает Яна. И действительно, она, несмотря на доставляемое неудобство соседям, навещала его довольно часто. Комната в общежитии была маленькой и тесной, с тремя двухъярусными кроватями. Когда она приходила и садилась, чтобы поговорить с Яном, другие пятеро соседей по комнате чувствовали, что должны уйти и где-то гулять на холоде, потому что сразу догадывались, что «занятия английским» всего лишь предлог. Они больше говорили о другом, нежели о ее проблемах с английским. Глядя в английские книжки, лежащие на столе, они держались за руки под столом.

Она могла начать с весьма туманного замечания о том, что знание английского языка когда-нибудь может пригодиться даже такому бесправному человеку, как Ян, и ее занятия с ним вселяют в нее новую надежду.

Они занимались не только языком, но также и литературой, хотя в школе было невозможно достать учебники. В качестве учебного пособия Яну приходилось использовать романы и поэмы. Инь насыщала свои студенческие годы политической деятельностью. В аудитории она получала мало знаний. А от него она впитывала все, что не смогла получить ранее. Читая английский роман «Случайная жатва», она запомнила цитату: «Моя жизнь началась с тобой, и мое будущее продолжается с тобой – больше ничего». Она повторила это Яну с дрожащими слезинками на глазах.

В эпиграфе романа «По ком звонит колокол», который Ян переводил, она прочитала абзац: «Нет человека, который был бы как остров сам по себе; каждый человек – кусочек континента, часть основного… Смерть каждого человека умаляет и меня, потому что я вовлечен в человечество. И поэтому никогда не узнаешь, по ком звонит колокол; он звонит по тебе». Ян сказал, что это цитата Джона Донна, который в восхитительной любовной поэме сравнил расставшихся влюбленных с двумя точками предела.

В короткой истории О. Генри она прочла, что смысл жизни заключается в одиноком листочке, нарисованном на стене, и, когда Ян сравнил себя с тем листочком, она остановила его, закрывая ему рот рукой.

Это был момент, когда она поняла, что нет пути назад: она нашла ответы на все вопросы с помощью Яна. Это была страсть, которую она раньше не испытывала, страсть, наполняющая ее существование новым смыслом.

И для него роман был подтверждением его человеческих качеств, несмотря на все политические бедствия, которые свалились на него. Как в книжном сюжете, он боролся за свою любовь, за один из тех идеалов, к которому он стремился все эти годы. Он разочаровался в одном жизненном эпизоде, но сейчас его наполняла вера.

Любовь может прийти поздно, но с ее приходом ты понимаешь разницу между прошлым и настоящим.

«Школа 7 мая» располагалась в болотистой местности, в Цинпу. Поблизости не было ни библиотеки, ни какого-нибудь захудалого кинотеатра. Они не сидели в комнате, а стали в открытую гулять, держась за руки. Для влюбленных существовать – значит находиться рядом. Яну было сорок пять. Если не обращать внимания на сломанные очки, то он напоминал старого крестьянина, с грубыми чертами лица, седого как лунь, с явно выраженными признаками сутулости. Что касается Инь, тогда ей было около тридцати.

Ее не считали красавицей, но она была вдохновлена страстью и рядом с ним просто расцвела. Люди смущались, глядя на то, как она бесстыдно липла к нему.

«Его белые волосы сверкали на фоне ее розовых щек», – гласила известная цитата. Но в этом выражении был заложен негативный смысл, намек на то, что пара не подходила друг другу. Что влюбленные нашли друг в друге, конечно, дело каждого. Оба они были одиночками.

Руководство кадровой школы было недовольно. Мог разразиться политический скандал. Вместо того чтобы перевоспитываться, они влюбляются. Это было политически возмутительным. В начале семидесятых годов романтическая любовь была политическим табу. Могли подумать, что руководство школы ведет себя недостойно по отношению к председателю Мао и партии.

Они не пытались скрывать свой роман. Это доказывало, что они были слишком наивными.

Как только Пэйцинь начала листать книгу, Юй сказал:

– В восьми современных революционных пекинских операх нет женатых пар – разве что мадам Айцинь, да и то ее муж отстранен от дел. Это все политическая страсть, в этих операх отсутствуют личные чувства.

– Вот то, что я искала, – сказала Пэйцинь, усаживаясь поудобнее. – Давай я зачитаю тебе.

«Они жили в мире, где не было ничего, что они могли бы считать само собой разумеющимся. Ни веры, ни надежды, ни убежденности. Кроме его в ней и ее в нем.

После трудового дня в хлеву, позади кадровой школы, он иногда читал ей стихи на китайском, а потом на английском языке, или на грядке рисового поля, где их руки были перепачканы землей, в то время как из ветхого репродуктора раз за разом повторялись цитаты председателя Мао, а в воздухе над бесплодным полем парили черные вороны.

Они поняли, что культурная революция была национальной катастрофой, где каждый индивидуум был разломан на кусочки, «сгорел дотла», как сказано в революционном лозунге. Однако для них это было подобно возрождению из пепла.