Когда молчат кузнечики (СИ)

   - Ничего, - только и сумел проскрипеть он и внезапно замер, осознав, что вот уже почти час миновал с той секунды, как они сломали некий барьер, и Риому, этот неправильный псих Риому, абсолютно прав, потому что... Потому что ему нравится быть живым.

   Это было странное чувство.

   Горло сдавил спазм, а глаза подозрительно защипало. Наверное, от холода.

   - Лейд, - тихо позвал Риому.

   - Спать, - буркнул асин, чувствуя, что ещё немного, и он убьет его, потому что этот слизняк, наверное, был необычным человеком, раз творил с ним странные вещи. В груди было очень тяжело и в то же время как-то легко и непривычно.

   И возможно Риому был дураком, но сейчас Лейд был благодарен ему, особенно за то, что, словно понимая его состояние, этот напыщенный болван не сказал больше ни слова. И только прижимающиеся к его телу напряжённые тёплые руки говорили о том, что в эту ночь принц Риому тоже не спит.

   Кузнечики молчали. Интересно, о чём они думали?

   На заре разбудит пение кузнечиков

   Всё по-пр

ежнему.

   Но весь мир стал иным.

   Где заиграют яркие краски?

   Если смотреть на траву слишком пристально,

  

В капле росы можно увидеть весь мир.

   Об этом ли поют цирикию?

   Он проснулся на рассвете. С первыми лучами солнца, чувствуя, что эта ночёвка должна быть последней, и в следующий раз нужно обязательно найти убежище.

   От стылого, пронизывающего до костей холода ломило суставы. Если бы нытик Риому не пришёл к нему ночью, утром они бы оба околели. Хотя...

   Осознав, что Риому удобно лежит на нём, используя его тело вместо матраса, асин тихо скрипнул зубами и мысленно ругнулся. Кое-кто всегда найдёт, как устроиться. Наглость Риому просто не знала границ, точно так же, как его непрекращающийся махровый эгоизм. Лёгкостью принц не отличался, так что причина, по которой Лейду так тяжело дышалось во сне, да и вообще всё тело затекло, была хотя бы более-менее понятна.

   Ему захотелось столкнуть этого ублюдка с себя. Причём сделать это каким-нибудь непочтительным образом. Например, натолкав инея за воротник одежды. Но он не двинулся, продолжая лежать и вбирать в себя чужое тепло и странное чувство, которое дарило это непривычное ощущение близости.

   Запах чужой кожи и еле уловимый аромат, исходивший от волос, что сейчас накрыли обоих блестящим живым водопадом. Протяни руки и запутаешься пальцами, не сразу найдя выход. Удивительное ухоженное великолепие, за которое многие из женщин, не задумываясь, отдали бы целое состояние. Риому имел привычку поливать себя духами, но его настоящий запах, лёгкий волнующий аромат кожи, невозможно было спутать ни с чем другим. Некая невидимая харизматичная аура, столь притягательная, что на мгновение в ней захотелось утонуть.

   Голова принца покоилась на его плече, а губы касались шеи, обжигая дыханием. Во сне Риому согрелся, и теперь он был тёплым, почти горячим, позволяя себе распластаться животом на его животе, словно нахальная лягушка, раскинувшая лапы... Внезапно Лейд осознал, что они соприкасаются обнажённой кожей. Его одежда была аккуратно распахнута, точно так же, как и многочисленные одеяния Риому, в которых принц напоминал многолепестковую хризантему. Часть его халатов благополучно покоилась под спиной асина, в то время как сам Риому оставался лишь в одном тонком кимоно, пояс которого был бесстыдно развязан.

   Лейд и сам не понял, отчего задрожал, задышав чаще, и почему в животе всё сжалось в тугой узел, стоило Риому лишь слегка поёрзать на нём, заставляя их тела соприкасаться так непозволительно интимно. Оказалось, что одна ладонь принца придавлена его спиной, превратив их позу в объятие, разъединить которое можно было лишь приподнявшись.

   Лейд не стал этого делать, позволяя себе остаться, и более того, он, наверное, сошёл с ума, раз вместо того, чтобы спихнуть с себя этого трусливого недоноска, невесомо обнял его в ответ, украдкой наслаждаясь собственным кощунством. У него были женщины. Это было бы странно, если бы их не было. Он познал женщину в пятнадцать лет. Кайсё всегда говорил, что снятие сексуального напряжения одна из потребностей человеческого тела, лишать его которой нет никакого смысла.