Когда мы были сиротами

После этого именно Акира всегда проявлял заботу о том, чтобы мой отец в наших пьесах сохранял достоинство и пребывал в комфортных условиях. Похитители обращались с ним так, словно были его слугами, — приносили еду, напитки и газеты по первому требованию. Соответственно характеры похитителей смягчились; в конце концов оказалось, что они вовсе не злодеи, а просто люди, чьи семьи голодают. Как объяснили моему отцу, они искренне сожалели, что пришлось прибегнуть к столь радикальным методам, но им было невыносимо смотреть, как их дети умирают с голоду. То, что они делали, было плохо, они это понимали, но разве у них был выбор? Мистера Бэнкса они выбрали именно потому, что его доброта к бедствующим китайцам была хорошо известна, и только он был способен с пониманием отнестись к их действиям. На это мой отец, роль которого неизменно исполнял я, сочувственно вздыхал, но говорил, что, как бы ни была тяжела жизнь, преступление не имеет оправданий. А кроме того, вскоре неизбежно появится инспектор Кун со своими людьми, и похитителей арестуют, бросят в тюрьму, может, даже казнят. И какая же будет в этом польза для их родных?

Похитители — в исполнении Акиры — отвечали, что, как только полиция обнаружит их убежище, они сдадутся, пожелав мистеру Бэнксу всего самого доброго, после чего он благополучно вернется к своей семье. Но до тех пор они вынуждены делать все, чтобы их замысел осуществился. Потом они спрашивали моего отца, что он хотел бы съесть, и заказывали шикарный ужин из его любимых блюд, среди которых непременно присутствовали жареный филей, пастернак с маслом и вареная пикша.

Как я уже сказал, именно Акира всегда настаивал на этих атрибутах роскошной жизни, и именно он придумал множество других мелких, но важных деталей: из окна комнаты, где держали моего отца, поверх крыш открывался прекрасный вид на реку; кровать, на которой он спал, похитители украли для него из отеля «Палас», и она представляла собой чудо комфорта.

В определенный момент мы с Акирой становились сыщиками — хотя иногда играли и самих себя, — и после множества погонь, кулачных боев и перестрелок в похожих на муравейники китайских кварталах при любых поворотах сюжета все неизменно кончалось великолепной церемонией в Джессфилд-парке: последовательно изображая мою мать, моего отца, Акиру, инспектора Куна и меня самого, мы поднимались на якобы специально позволенную по этому случаю сцену, чтобы приветствовать восхищенную толпу, собравшуюся встретить нас. Такова была, как я уже сказал, основная канва пьесы, более или менее соответствовавшей той, что я снова и снова разыгрывал позднее в одиночестве, под моросящим дождем, в первые дни своего пребывания в Англии, когда, не зная, чем заняться, бродил по выгону возле дома своей тети, тихо бормоча за Акиру его реплики.

Прошло не меньше месяца со дня исчезновения моего отца, когда я наконец набрался мужества и спросил Акиру, что случилось с бутылочкой Лин Тиеня. У нас был перерыв в игре, мы сидели в тени клена на вершине холма и пили воду со льдом, которую Мэй Ли вынесла нам в двух пиалах. К моему облегчению, в ответе Акиры не было и тени укоризны.

— Ицуко поставить бутылочку на место, — ответил он.

Сестра таким образом оказала ему большую услугу, но с тех пор каждый раз, когда хотела заставить Акиру что-нибудь сделать, она угрожала открыть тайну родителям. Эта уловка, однако, ничуть не расстраивала моего друга.

— Она тоже входить в комнату. Так что она такая же плохая, как я. Она ничего не рассказать.

— Значит, ничего страшного не случилось, — обрадовался я.

— Ничего страшного, старик.

— Значит, ты не уедешь в Японию?

— Никакой Японии. — Он улыбнулся мне. — Я оставаться в Шанхае навсегда. — Потом он торжественно посмотрел на меня и спросил: — Если папа не найти, ты должен ехать в Англию?

Эта тревожная мысль почему-то до тех пор не приходила мне в голову. Поразмыслив, я ответил:

— Нет. Даже если папу не найдут, мы будем жить здесь всегда. Мама ни за что не вернется в Англию. Кроме того, Мэй Ли не захочет туда ехать. Она же китаянка.

Несколько секунд Акира обдумывал мои слова, глядя на кубики льда, плававшие в воде, потом поднял голову и просиял:

— Старик! Мы жить здесь вместе, всегда!

— Точно! — обрадовался я. — Мы всегда будем жить в Шанхае.

Старик! Всегда!

Еще одно событие тех дней кажется мне теперь чрезвычайно важным. Я не всегда считал его таковым, более того, почти забыл о нем, но несколько лет назад произошло нечто, заставившее меня не только снова вспомнить его, но и впервые осознать глубокий смысл того, чему я стал свидетелем в те дни.