Мы разворачиваемся и видим Анди, которая толкает кресло-коляску со старым Кеннетом Маккинли. Рядом с ними лениво семенит Деннис.
– Кеннет. Видите, кто это?
Старик поднимает подбородок с груди и вглядывается в нас.
Анди говорят:
– Это дети, которые приходили на выходных, Кеннет. Сьюзен и Малкольм.
Услышав моё имя, он ещё немного приподнимает голову и повторяет то, что говорил в первый день нашего знакомства:
– Малкольм? Отличное шотландское имя, а, парень?
Говорит он тихо и неразборчиво.
– Сегодня у него не лучший день, правда, Кеннет?
В ответ старик кряхтит, а Анди наклоняется застегнуть ему плотную флисовую куртку. Я пытаюсь не смотреть в глаза Деннису, который при первой же возможности шлёпнулся на пузо, но явно подозрительно на меня поглядывает.
– Рады снова увидеться с вами, мистер Маккинли, – громко говорит Сьюзен.
– Я же не глухой, девица. Мне девяношто, но слышу я тебя отменно. – Он как будто опять превратился в ворчливого старикана.
Сьюзен, впрочем, это нисколько не смущает. Она приседает рядом с его креслом, берёт его костлявую руку в ладони и глядит ему в лицо, склонив голову на бок. Она говорит:
– В прошлый раз вы начали нам что-то рассказывать. Перед тем, как ваш сын – Ури – позвонил. Вы говорили о границах сознательного разума. Я надеялась послушать об этом побольше.
Старик косится на неё. Потом протягивает руку и стаскивает с себя очки с лиловыми стёклами. Вот только дужка очков цепляется за его большое ухо, и они отскакивают обратно. Он как будто пытается быть драматичным, но у него не до конца выходит.
– Я так рад, что вы помните, – говорит он, приосаниваясь и глядя на нас. Чувство такое, будто вокруг него рассеялась пелена тумана. – Выша учительница сказала, что вы любознательны и усердны. Я уже начал сомневаться. Я дошёл до предупреждения? Дошёл?
Предупреждения? О чём он нас предупреждал? Мы мотаем головами.
– Хм-м. Что ж, хорошо, Анди – думаю, этих двоих мы прихватим с собой. Пусть маленечко поглядят на барахло в сарае. То есть – до сих пор никто не проявлял никакого интереса, и может статься… может статься…
Остаток фразы теряется в приступе такого мощного кашля, какого я никогда не видел. Этот кашель исходит не из горла и даже не из груди: бедняга сотрясается
Анди держит его за узкие плечи, приговаривая:
– Ну, ну, Кеннет…
Покашляв ещё некоторое время, он затихает, и я искренне беспокоюсь, не умер ли он прямо на моих глазах, но проходит пара секунд – и старик со стоном делает глубокий вдох. Он откидывается в кресле, а Анди достаёт с полочки под сиденьем маленькую канистру кислорода, подносит маску к его лицу и говорит:
– Ладно, ладно, вот так.
И всё это время я чувствую липкий холод.
Барахло в сарае. Не мог же он иметь в виду?..
Нет, нет. В сарае лежали и другие вещи. Он мог говорить о чём угодно. Горшки, лопата, банки со старой краской…
Пока старик жадно глотает кислород, Анди поворачивается к нам с печальным выражением лица.
– Простите, ребята. Вы, должно быть, перепугались. Через минутку он будет в порядке.
– Что с ним такое? – спрашивает Сьюзен, озвучивая именно тот вопрос, который мучал и меня.
Прежде чем ответить, Анди смотрит на Кеннета – он всё слышал. Он слегка кивает – видимо, давая разрешение, и Анди нам всё рассказывает. Я едва ли что-то понимаю: у него что-то «пульмональное», и «острое», и какой-то там «синдром», и много других слов.
Сьюзен сочувственно кивает, и я беру с неё пример.
Анди со стариком снова обмениваются взглядами. Анди говорит:
– Вам стоит знать и то, что прогноз, скажем так, не самый оптимистичный.
Кеннет стягивает маску с лица – которое стало нормального цвета. Он слабо улыбается.
– Многовато у меня именин было, вот в чём беда. Но все мы рано или поздно там будем, э? Но до этого я бы хотел ещё разок рассказать свою историю. На этот раз – новому поколению. Анди – сейчас мы пойдём домой, а ты, пожалуйста, достань пакеты из сарая.
Анди пристально смотрит на меня.
– Ты в порядке, сынок? Ты что-то побледнел.
– А, да, я в порядке. Просто я немножко, знаете …
– Испугался? Понимаю. Не волнуйся, сейчас с ним всё хорошо. Правда, Кеннет?
–
–
– Ну конечно, – говорит Кеннет. – Как я сказал, времени у меня осталось немного.