Подняв бровь, Брейер опустился на свой стул. Кажется, это была его последняя встреча с Лу Саломе. Но вряд ли! Когда вошла фрау Бекер и спросила, приглашать ли герра Пфеффемана, который жутко кашлял в приемной, Брейер попросил ее дать ему еще пару минут.
«Сколько угодно, доктор Брейер, только дайте мне знать. Может, чашечку горячего чая?»
Но он покачал головой и, оставшись наедине с собой, закрыл глаза, надеясь передохнуть. Он вновь попал в плен видений о Берте.
ГЛАВА 18
ЧЕМ БОЛЬШЕ БРЕЙЕР ДУМАЛ О ВИЗИТЕ Лу Саломе, тем сильнее он злился. Он злился не на нее – она теперь вызывала у него преимущественно страх, – но на Ницше. Все то время, что Ницше ругал его за поглощенность мыслями о Берте, за – как он сказал? – «жратву из корыта похоти» или «копание в отбросах мозга», рядом постоянно побирался и обжирался он сам!
Нет, он не должен был читать ни строчки из этих писем. Но он не сразу понял это, и что он теперь мог поделать с увиденным? Ничего! Ни о письмах, ни о визите Лу Саломе он не мог поговорить с Ницше.
Странно, что он и Ницше лгали об одном и том же – каждый из них скрывал от другого Лу Саломе. Интересно, оказывало ли это расхождение такое же влияние на Ницше, как на него? Чувствовал ли Ницше себя грязным? Испытывал ли он чувство вины? И был ли способ использовать это чувство вины в интересах Ницше?
«Тише, – говорил себе Брейер в воскресенье утром, поднимаясь по широкой мраморной лестнице к комнате № 13. – Не предпринимай никаких радикальных действий! Происходит нечто важное. Только посмотри, как далеко мы ушли за какую-то неделю!»
«Фридрих, – сказал Брейер сразу после небольшого медицинского осмотра, – прошлой ночью мне приснился странный сон с вашим участием. Я в кухне ресторана. Повара-растяпы разлили по всему полу масло. Я поскальзываюсь и роняю бритву, которая застревает в трещине. Тут входите вы, хотя выглядите совсем по-другому. Вы одеты в генеральскую форму, но я знаю, что это вы. Вы хотите помочь мне вытащить бритву. Я прошу вас не трогать ее, говорю, что вы только загоните ее еще глубже. Но вы все равно пытаетесь ее вытащить и действительно только загоняете глубже. Она прочно застревает в трещине, и когда я пытаюсь ее вытащить, обрезаю себе пальцы. – Он замолчал и вопросительно посмотрел на Ницше. – Что вы скажете об этом сне?»
«А что вы о нем скажете, Йозеф?»
«По большей части, как и почти все мои сны, это полная чушь – только та часть с вашим участием должна что-то обозначать».
«Вы до сих пор помните этот сон?»
Брейер кивнул.
«Смотрите его и начинайте чистить дымоходы».
Брейер колебался. Он казался встревоженным и пытался сосредоточиться.
«Давайте посмотрим… Я что-то упустил… Моя бритва, вы входите…»
«В генеральской форме».
«Да, вы приходите в образе генерала и пытаетесь мне помочь – но не помогаете».
«На самом деле я только все порчу – я заталкиваю бритву еще глубже».
«Да, все это совпадает с тем, о чем я говорил. Дела идут все хуже: одержимость Бертой, фантазия о поджоге дома, бессонница. Мы должны найти какой-нибудь другой путь».
«А я одет как генерал?»
«Ну, с этим как раз все понятно. Униформа появилась из-за ваших величественных манер, поэтической речи и ваших прокламаций. – Новая информация, полученная от Лу Саломе, придала ему смелости, так что он продолжал: – Это символизирует ваше нежелание присоединиться ко мне, спуститься с небес на землю. Например, возьмем мою проблему с Бертой. По опыту работы с пациентами я знаю, насколько часто возникают проблемы с противоположным полом. В сущности, никто не застрахован от мук любви. Гете знал об этом, и потому его
Не дождавшись ответа Ницше, Брейер продолжал:
«Готов спорить на крупную сумму, что у вас был такой опыт. Почему бы вам не поделиться этим со мной, чтобы мы могли общаться честно, на равных?»
«А не как генерал и штатский, власть имущий и бесправный! О, простите, Йозеф, я обещал не говорить о власти, даже если проблемы власти настолько очевидны, что их просто нельзя обойти! Что касается любви, я не буду отрицать, что все мы, в том числе и я, испробовали вкус причиняемой ею боли. Вы упомянули
Брейер помедлил с ответом. Признание Ницше того факта, что и он тоже вкусил боль любви, было великим откровением. Стоит ли ему давить на него дальше? Нет, на этот раз хватит. Он позволил вниманию Ницше снова переключиться на себя.