Когда Ницше плакал

Вскоре в поле зрения появилась обольстительница Берта, владычица его разума, разогнав все остальные мысли, требуя исключительного внимания к своей персоне. В эту ночь она была особенно сексуальна: Берта медленно и смущенно расстегивает больничную пижаму; обнаженная Берта входит в транс; Берта ласкает свою грудь, зовет его к себе; ее торчащий мягкий сосок заполняет его рот; Берта раздвигает ноги, шепча: «Возьми меня». Брейер дрожал, охваченный страстью; он даже собирался использовать Матильду для разрядки, но не мог даже думать об этой двойной игре, о том чувстве вины, которое охватывало его всякий раз, когда он пользовался ее телом, представляя на ее месте Берту. Он встал пораньше, чтобы освободиться от семени.

«Сдается мне, – обратился Брейер к Ницше несколькими часами позже, просматривая его карту, – герр Мюллер спал сегодня ночью намного лучше, чем доктор Брейер». Он рассказал Ницше о том, как провел эту ночь: беспокойный сон, страх, сны, наваждения, беспокойство по поводу излишней откровенности.

Ницше понимающе кивал головой, слушая повествование Брейера, и делал пометки в своем блокноте. «Как вы знаете, и мне знакомы такие ночи. Прошлой ночью после одного лишь грамма хлорала я проспал пять часов подряд – но такое бывает редко. Как и вы, во сне я давлюсь ночными страхами. Как и вы, я часто задавался вопросом, почему страхи правят по ночам. После двадцати лет размышлений на эту тему я пришел к выводу, что не ночь порождает страхи; скорее, они, как звезды, есть всегда, но сияние дня скрывает их из вида.

А сны, – продолжил Ницше, поднявшись с кровати и проследовав за Брейером к стульям у камина, – сны – это восхитительная тайна, которая молит нас разгадать ее. Я завидую вам: вы можете видеть сны. У меня почти никогда не получается запомнить свои сны. Я не могу согласиться со швейцарским врачом, который посоветовал мне не тратить время на размышления о снах, так как они представляют собой не что иное, как случайное сочетание отходов информации, ночные экскременты мозга. Он утверждал, что мозг очищается каждые двадцать четыре часа, испражняясь избытком дневных мыслей в сны!»

Ницше замолчал, читая свои записи относительно снов Брейера: «Ваш кошмар исключительно загадочен, но я могу утверждать, что два остальных сна родились под влиянием нашего вчерашнего разговора. Вы говорите, что беспокоились о своей излишней откровенности-и вам снится сон об открытой комнате без стен. А второй сон – кран, слизь и насекомые, – разве не перекликается он с вашей боязнью того, что вы слишком многое извлекли на свет божий из темноты?»

«Да, странно было наблюдать за тем, как мысль эта все сильнее и сильнее завладевала мной на протяжении этой ночи. Я боялся, что обидел вас, шокировал вас или вызвал отвращение. Меня волновало, что вы теперь думаете обо мне».

«Разве я не предсказал такую вашу реакцию? – Ницше сидел на стуле напротив Брейера, положив ногу на ногу и постукивая для особой выразительности карандашом по блокноту. – Я как раз боялся, что вы начнете беспокоиться о моих чувствах, и именно поэтому я настаивал, чтобы вы не рассказывали мне больше, чем необходимо для того, чтобы я смог понять, в чем дело. Я стараюсь помочь вам тянуться вверх, расти, а не заставляю вас слабеть, рассказывая мне о своих неудачах».

«Но, профессор Ницше, именно здесь мы с вами полностью расходимся в мнениях. Мы же с вами уже спорили об этом на прошлой неделе. Давайте на этот раз попробуем прийти к мирному соглашению. Я помню, как вы говорили о том, что все отношения должны рассматриваться через призму власти, я также читал об этом в ваших книгах. Так вот, я так не считаю. Я не соревнуюсь с вами, я совершенно не заинтересован в вашем поражении. Мне только нужна ваша помощь, чтобы вернуть себе контроль над своей жизнью. Мне кажется, что баланс силы в наших отношениях – проигравший, победитель – не имеет ровным счетом никакого значения».

«Тогда почему, доктор Брейер, вы стыдитесь того, что проявили передо мной слабость?»

«Не потому, что проиграл вам какое-то состязание! Кому это надо? У меня есть лишь одна причина для плохого настроения: я ценю ваше мнение о себе и боюсь, что после вчерашних грязных откровенностей я сильно упал в ваших глазах. Посмотрите в ваш список, – Брейер показал на блокнот Ницше. – Помните, там был пункт о ненависти к себе, кажется, под номером три. Я никому не показываю свое истинное „я“, потому что я слишком жалок. Я люблю себя еще меньше, потому что я оторван от людей. Если мне когда-нибудь удастся вырваться из этого порочного круга, я, должно быть, смогу быть откровенным с другими людьми!»