Когда она жаждет (ЛП)

Этот заносчивый маленький ротик…

— Тогда тебе следовало бы сделать это, а не сидеть здесь, — бормочу я.

Она ехидно смеется.

Я отвожу плечи назад, стираю пыль со своего слегка уязвленного самолюбия и начинаю выезжать со стоянки.

Снег отвратительный — мягкий и скользкий, так что мне придется быть осторожным.

— Кстати, твой босс — мудак, — говорю я, сворачивая на дорогу.

— Я в курсе.

— Он всегда был таким?

Она издала тихий вздох. Это заставляет меня взглянуть на нее. Она прикусывает уголок своей полной нижней губы.

Почему я смотрю на ее губы, а не на дорогу?

Господи. Черт. Мне нужно собраться.

— Ты, наверное, знаешь, что он мой бывший? Сейчас между нами напряженные отношения.

Этот парень — ее бывший?

— Я этого не знал.

— Правда? А я-то думала, что это горячая сплетня.

Я постучала по мочке уха. — В одно ухо влетело, в другое вылетело. Мне плевать на чужие жизни.

— Тогда ты аномалия в этом городе. Большинство людей здесь не могут удержаться от того, чтобы не сунуть нос в чужие дела. В общем, он изменил мне с другой барменшой, которая работала сегодня вечером.

О. О.

Ладно. Я начинаю понимать. Возможно, она думает, что я такой же, как ее бывший — изменщик, отсюда и мгновенная неприязнь. Но она ошибается. Я не изменяю. Я ясно даю понять, что меня не интересует ничего серьезного, что я не ищу обязательств.

Но мне кажется, что сейчас не время уточнять это.

Она говорит слишком обыденно, словно старается не выдать, как сильно этот ублюдок ее обидел.

— Когда это случилось?

— Четыре, почти пять месяцев назад.

Она смахнула пылинку с приборной панели. — Он говорит, что хочет снова быть вместе, но я не думаю, что он знает, чего хочет.

Мысль о том, что Блейк может быть с этим засранцем, вызывает у меня неприятные ощущения внутри.

Я включаю стеклоочистители. Они с трудом справляются с быстро растущим снегом. — Почему бы ему не уволить ее, если он хочет наладить отношения?

— Он предложил. Я сказала ему не делать этого.

— Почему, черт возьми, нет?

— В Даркуотер-Холлоу не так много другой работы.

— Значит, тебя беспокоят перспективы трудоустройства женщины, которая трахалась с твоим парнем?

Она скрестила руки на груди.

— Я не люблю посылать в мир плохие сглазы, ясно? Я отношусь к людям так, как хочу, чтобы относились ко мне. Я знаю, что для тебя это может быть чуждой концепцией.

— Ох.

Проходит несколько секунд. — Прости, это было грубо.

— Я серьезно жалею, что подвез тебя.

— Я могу выйти на следующем светофоре.

Она тянется к ремню безопасности, как будто действительно собирается это сделать.

— Расслабься, я пошутил. Чтобы заставить меня пожалеть о том, что я привез женщину домой, нужно гораздо больше, чем это.

Она щелкает языком. — Тебе обязательно так говорить?

— Что именно?

— Как будто ты… Забудь об этом.

Я смеюсь. — Вытащи свою голову из канавы, Солнышко.

Она сжимает кулаки на коленях. — Не называй меня так.

Я игнорирую ее протест, потому что это прозвище мне нравится, и ей лучше просто привыкнуть к нему.

— Так, значит, бывший тебе изменил, ты не хочешь, чтобы другая официантка уходила, и ты все еще там из-за того же отсутствия перспектив трудоустройства?

Она раздраженно выдохнула. — Я думала, ты сказал, что тебя не волнуют жизни других людей?

Я пожимаю плечами. — Нет. Но нам предстоит долгая дорога, так что мы могли бы скоротать время. Это более мелодраматично, чем теленовеллы, которые любила смотреть моя нонна.

— Нонна? Она итальянка?

— Родилась и выросла на Сицилии.

— У меня никогда не было бабушки, — размышляет она. — Какой она была?

— Строгой. Она много ругалась. И она готовила самую вкусную куриную каччаторе, которую только можно себе представить.

— Да ну?

При воспоминании об этом на моих губах появляется ухмылка.

— Когда я был ребенком, лет девяти или десяти, она приглашала меня, мою маму и отчима на ужин каждую субботу. Обычно нас было всего четверо, но она готовила столько еды, что можно было накормить целую армию. Эта женщина ничего так не боялась, как того, что у ее гостей закончится еда.

Воспоминания горько-сладкие, потому что всех их уже нет в живых. Нонна умерла во сне десять лет назад в зрелом возрасте восьмидесяти пяти лет, а мои мама и отчим ушли так же, как и большинство в моем старом мире.

Война за территорию. Перестрелка на дороге. Они обедали в своем любимом ресторане в Джерси.

— Так это только ты? — спрашивает Блейк, когда мы выезжаем на шоссе. — Братьев и сестер нет?

— Я единственный ребенок.

— Я могла бы догадаться. У тебя такая энергия.

— Я сделаю вид, что это комплимент. А что насчет тебя?

— У меня есть брат. Он здесь больше не живет.

— Куда он уехал?

— В Калифорнию. В Лос-Анджелес. Он работает шеф-поваром в каком-то модном ресторане. Я не видела его с тех пор, как он ушел из дома в восемнадцать лет.

— Он старше или младше?

— На два года старше.

— И у тебя никогда не возникало желания покинуть это место?

— Если бы могла, уехала бы.

Она фыркает и ничего не уточняет.