– Хорошо, давай подумаем, – сказал он. Выпив стакан и налив себе еще один, – Ты не будешь против? Меня жажда мучает. А на нравоучения своей мамы можешь плюнуть с высокой колокольни. Тебе ведь есть уже восемнадцать?
Я машинально кивнул.
– Вот и отлично… А теперь мы думаем… Уже ненормально, что мертвые воскресли… Еще более ненормально, что они воскресли по всему свету… И еще более ненормально, что какие-то уроды повсюду отрубают связь и не дают выжившим связаться и просто сообщить, что мы все, должны вскоре погибнуть нахрен! Что теперь нам остается делать? Выживать? Как, черт возьми? И где? Нет такого места, куда они не проберутся.
С этими словами он бросил так и не выпитый стакан воды в стену. Стекло с треском разлетелось, оставив на стене мокрое пятно.
– Нам всем конец, черт возьми, ты еще не понял? Там, в Чечне, я выживал только из-за одной мысли – что где-то у меня за спиной безопасно, туда я могу вернуться, перевязать раны, пополнить припасы… Но тут такого места нет! Нет ничего, что можно назвать домом! Мы теперь просто еда! Понимаешь? Еда!
– Мы не еда! Мы люди! – столь же резко ответил я ему, заодно захлопнув дверь. Совершенно не хотелось, чтобы подобные монологи слышал кто-нибудь еще кроме нас. Могут подняться совершенно ненужные вопросы. Я могу молчать о чем угодно, особенно если это серьезные вещи. Зато с такой же уверенностью я не могу поручиться за остальных.
– Мы люди. И ими остаемся, пока боремся! А вот еда – только те, кто сдается и опускает руки, – продолжил я, набрав полную грудь воздуха, – Неужели вас даже этому в армии не учили?
Он резко выбросил вперед руку, и я не то, что увернуться, даже осознать это движение как что-то опасное не успел. Оказался на полу, чувствуя во рту солоноватый привкус крови.
– Никогда не смей что-то вякать про армию, – услышал я голос сержанта откуда-то сверху, – Ты еще под стол пешком ходил, когда я людей убивал только за то, что они сами меня убить хотели. Понял?
– Да понял я,– попытавшись вытереть разбитую губу, я заодно сообразил, что у меня и из нома кровь течет.
– Давай руку, – уже более примирительным тоном сказал Калачаев, – наверное, я немного погорячился…
– Бывает, – согласился я. Был смутное сомнение, что если сказать противоположное по значению, то он еще раз испытает на прочность мою черепную коробку, – давай рассчитаемся и будем свободны…
– А куда собрался?
– Есть и другие дела, кроме того, как здесь сидеть.
Больше почти не разговаривали. Сержант переваривал как свои, так и мои слова и к новому разговору не стремился. Мне тоже было не до философских споров, гораздо больше занимало голову, как проехать по центру города и дальше на площадь Победы. Бензина как раз было даже больше чем нужно. Беспокоили пробки. Я не тешил себя понапрасну надеждой, что они хоть немного рассосались и движение восстановилось. Для этого слишком много машин побросали на проезжей части и не меньше водителей сожрали внутри машин.
По решению руководства за проявленный героизм и самоотверженность при выполнении поставленной задачи мне выдали не только двадцать банок консервов, но и еще столько же пачек сухпайка. Отдельно были оплачены два трофейных автомата и розданные мною патроны. Консервами и питьевой водой. Бутылки с минералкой, эта вода не тухнет гораздо дольше, чем из под крана. Такая щедрость меня не только удивила, но и сильно обрадовала. И что самое главное, теперь меня будут здесь рады видеть, если решу заглянуть сюда еще. Я, естественно, быстро согласился, ни о чем больше не спрашивая. Сержант и еще пара ребят из семей пожарных помогли нам все это перетаскать до автобуса.
– Вот и все, теперь вы свободны… – сержант подал мне руку для прощального рукопожатия, как вдруг его скрутило.
Упал на пол, и его стало рвать. Все кинулись к нему на помощь, но несчастный не мог даже толком говорить.
– На воздух его. Вынесете его на свежий воздух!
– Его ведь не кусали!
Кто-то поднял его за правую руку, я взялся за другую, и вместе попытались отвести его в здание. Естественно, вокруг нас в мгновение ока собралась небольшая толпа. Каждому было жутко интересно, что тут происходит.
– Он обратился! – крикнул кто-то впереди.
От страха я выронил руку, еще теплую, и отскочил в сторону. Сержант кулем рухнул на пол, а спустя минуту начал делать попытки встать. Такие дерганные, несогласованные движения нельзя было не узнать.
– Но его же не кусали! – взвизгнул кто-то.
То, что некогда было сержантом, подняло голову и со стуком хлопнуло челюстью. Неловко дергаясь, зомби поднялся и негромко захрипел, чувствуя вокруг себя добычу. Вытянув вперед левую руку, он повернулся ко мне. Я медленно отступал, не зная, что делать. Хлопнул выстрел, и зомби дернулся от попадания пули. Она попала не в голову, а чуть ниже плеча. Мертвяк повернулся в сторону выстрела… Вторая пуля точно в лоб, вышибив наружу большую часть мозга.
– Как он заразился? – спросил Егор, опуская автомат, – Его же не кусали!
– Вода…
– Что? – переспросил стоявший рядом со мной пожарный.