Когда открываются тайны (Дзержинцы)

«Выписка из протокола

объединенного заседания Белозерского волисполкома, сельисполкома, комнезаможей волостного и сельского, волостной крестьянской инспекции и волземотдела.

Мы, нижеподписавшиеся, свидетельствуем, что Благовещенский женский монастырь, как нам известно, уже много лет. существует на свои собственные средства и без наемного труда образцово обрабатывает свои поля, а потому волостная объединенная комиссия в лице собравшихся ходатайствует перед губземотделом дать возможность обитателям монастыря обрабатывать землю на артельных началах. Комиссия надеется, что эта артель будет служить примером как селянству, так и другим артелям, со своей стороны волость приложит максимум, усилий для поддержания и развития артели...»

Далее следовали подписи волостных и сельских руководителей.

— Такой ход доставил бы честь любому политическому стратегу! — с восторгом заметил отец Николай. — Но... могут догадаться, что церкви, как и монастыри, ленинским законом отделены от государства.

— Бог не выдаст — свинья не съест, — настраиваясь на иронию, заметил Прокопий. — Эта бумага подписана не Ефросиньей-черницей, а волостным представителем власти. К тому же большевики хотят спасти массы от религии. Им должна понравиться идея белозерского Совета: из монастыря сделать коммуну. В артелях и коммунах Ленин видит будущее России.

— Значит, сами идем навстречу большевикам?.. — Отец Николай даже сделал нетерпеливый жест рукой.

— Кто хочет победить, тот должен сам идти на сближение с врагом, — непререкаемым тоном полководца закончил епископ Прокопий.

* * *

Любочка подъезжала к Благовещенскому монастырю в сумерки. Здесь у нее должна сегодня состояться встреча с отцом. «Отец! Какое это теплое, сердечное слово! От него веет мужской заботой, скуповатой на слова, но бесконечно щедрой душевной родительской лаской...»

Так думала Любочка об отце в прошлом, когда лелеяла мечту о встрече с ним.

Горько расставаться с сокровенными мечтами в молодости. Еще горше сознавать, что родился от такого человека. «У меня есть близкие люди, лучше отца... Китик, Рогов, Сергей Петрович, Потемкин — та сила, которая защитила меня в непогоду, не дала завянуть в душе лучшим чувствам, светлым надеждам», — утешала себя Любочка.

В ушах ее звучали полные грусти и сдержанного негодования слова Сергея Петровича: «Ваш отец погряз в шпионских делах... Личная карьера затуманила ему рассудок... В молодости он разбил жизнь вашей матери, сейчас хотел искалечить вашу жизнь в румынских кабаках и тайных бандитских притонах... Мы давно интересуемся им. Если бы не вражеский радиопередатчик, который нам никак не удается выловить и который несомненно связан с Демидовым-Недвигайловым, я сегодня же санкционировал бы арест вашего отца...»

Разрешая Любочке свидание с отцом — уже разоблаченным шпионом — в Благовещенском монастыре, Бородин строго напутствовал девушку:

— Будьте осторожны... Держите чувства на тормозах... Помните: Демидов готов на любую пакость, вплоть до убийства... Если удастся узнать насчет радиопередатчика, сразу бегите к Грицюку. Будет задерживать — не бойтесь. В беде вас не оставим.

* * *

Резвый жеребец, запряженный в двуколку, почуяв близость монастырских конюшен, заржал и потянул в сторону дороги. Но Любочка, бойко стегнув гнедого по ребристым бокам, дернула вожжи влево. Ей предстояло окольным путем обогнуть монастырский сад и хоть на минутку подъехать к дальнему бревенчатому строению: там размещался сиротский приют, руководимый Грицюком.

Вот и колония. Она проехала мимо монастыря как-будто незаметно. По просьбе Любочки ребята разыскали ей запыленного, в грязном, заляпанном известью комбинезоне, директора приюта. Прочитав записку от Сергея Петровича, Грицюк одобрительно качнул головой.

Он спросил Любочку о Марийке, и стал собирать ребят.

Любочку встретила у крыльца сама игуменья, владычица Виктория. Привычным жестом она изогнула запястье левой руки для поцелуя, но девушка сделала вид, что не заметила этого и скромно поклонилась старшему по возрасту человеку, чье имя верующие всей округи произносили с благоговением.

— Храни тебя господь, моя красавица! — пропела игуменья, обнимая девушку за плечи. Даже через ситцевую кофточку Любочка почувствовала цепкость рук матушки Виктории.