Когда отцовы усы еще были рыжими

Лают пудели по-древнефранцузски; но на их мировоззрение гораздо больше повлиял Будда, чем французские моралисты. Однако в один прекрасный день они начнут понимать сразу все языки, и тогда немецкий пудель станет за завтраком цитировать Эйхендорфа, в обед - Жана Поля, а вечером - графа Бобби.

Пудель умеет смеяться. Ни у кого не видел я в лице такого единства выражения неземного веселья и сияющей невинности. Впрочем, один раз видел: на лице ангелочка в стиле рококо.

Пудель не просто ест, он вкушает. Я всегда удивляюсь, что не находил до сих пор в его меню спаржи; высокая эстетика обряда ее поглощения - пожалуй, я не знаю другой церемонии потребления пищи, которая лучше соответствовала бы натуре этой породы. Может быть, только когда едят рис палочками.

Если пудель побежал, что я говорю: если он заспешил куда-то, то уши его начинают похлопывать по покрытой шерстью голове. Однажды мне привиделось: Али, мой покойный пудель, парит в сутане цвета морской волны, уши его разрослись до огромных размеров и величественно движутся вверх и вниз, подобно крыльям орла. Наверное, то был пуделиный рай; шелковистые, напоенные то запахом лаванды, то жареных сосисок воздуся были заселены сонмами других пуделей, все они, улыбаясь и блаженно сложив на груди лапы, передвигались тем же способом, что и Али.

Кстати, я при всем своем желании не могу назвать действительно подходящего для пуделя транспортного средства; пожалуй, годится только паланкин.

Невинность пуделя сравнима лишь с невинностью Люцифера до его падения. Однако пудель - что нетрудно заметить по его глазам - от рождения владеет тем знанием, которое Люцифер приобрел лишь во время падения.

Сколько ни думай, а для пуделя есть всего два достойных наряда: ночная рубашка и балетная пачка.

Пуделиного бога можно представить себе восседающим на розовом облаке где-то в районе острова Бали. Он очень толст, очень весел и очень похож на японского борца вольного стиля.

Дерево пуделя - сосна, его птица - колибри; его любимые цвета - синий, зеленый, золотой; его духи - лаванда, его цветок - лилия, его герб - очки в тонкой оправе, сверху корона, обрамленная клубящимися облаками.

Непосредственно перед тем, как превратиться в людей, пудели, так мне представляется, будут заниматься преимущественно тремя вещами: играть на спинете, рисовать японской тушью и вышивать на пяльцах.

Что же касается разума и образа мыслей пуделя, то мне пока трудно описать их достаточно определенно. Фраза типа "Пудели умны" не говорит абсолютно ни о чем. Есть умные люди, которые именно благодаря своему уму оказываются совершенно несносны. "Ум" пуделя есть нечто такое деликатное и ненавязчивое, что только можно себе вообразить. Он охватывает основные черты ласковой игривости блаженного плюшевого мишки и наивно-невинной ртутной подвижности королька. Но есть в нем что-то и от первобытной мудрости младенца, которая у последнего, правда, улетучивается с пугающей быстротой. И все-таки есть в пуделе еще нечто волнующе неопределимое, сказочно нереальное. И это то самое, из чего однажды, когда придет срок и с пуделя падут колдовские чары, восстанет новый человек - человек с душой пуделя.

НОВЫЙ НОЙ

Когда-то я хотел написать сказку, которая начиналась бы так: "И наступил вечер, и отправился Ной в зоопарк, где из тысяч животных выбрал он семь ближайших сердцу своему". Сказка была бы современная, у Ноя вместо ковчега был бы просто плот размером не больше купе в электричке, вот и пришлось ему так ограничить свой выбор. "Из чего же, - спрашиваю я себя, мог он исходить, принимая то или другое решение?" Думаю, что предпочтение он отдавал бы всегда завзятым одиночкам перед теми животными, которые бегают стадами. Ведь, в конце концов, чего на нашей земле так не хватает? Прежде всего индивидуальностей. А что надоело до одури? Толпы, массы, стаи и орды. Чтобы сразу приступить к исключениям, следующая фраза сказки должна была звучать так: "И вот Ной пришел прежде всего к своему любимому зверю, к Гиене, и дал ей один из семи билетов на плот, и сказал:

- Влезай на палубу, тебе суждено выжить".