Когда падают листья...

— Потерпи еще пару побегов, Бронька. — вздохнул он (конь показал чудеса пластичности, повернув шею и скептически поглядев на хозяина: мол, молчал бы уж). — Скоро будем в веснице… Ай, проклятое солнце! И чего ему за тучами не сидится?

"Хоть бы одно облачко…" — с тоской думал он. — "Да чего уж там! Хотя бы половину…".

Ездецу, выходцу из северных земель, было жутко неуютно под палящими лучами стоящего в зените светила. Но кто озаботится мнением мерцернария на службе?.. Подписал контракт — изволь выполнять. Да даже если б и не подписывал: выбор-то не особо большой — либо на границу с Акиремой, либо снова на каторгу. А уж то, как ты будешь справляться, дело твое. Дали пять злотов, снабдили ржавым железом, торжественно вручили кучу трухлявого хлама, по какому-то недоразумению называющегося "формой" и отправили на границу — Родину защищать (мол, ты, сынок, избранный, должен отвоевать честь своей Отчизны).

"Было бы, — с тоской думал путник, — было бы, что отвоевывать".

Честно говоря, на Заросею с ее гниющей пышностью, "справедливой" кральской властью и крикливыми ярмарками ему было откровенно начхать с высокой званицы, и нанимался он лишь для того, чтобы хоть как-то сводить концы с концами — раньше. А сейчас — либо ты, либо тебя (ездец даже шею почесал — так явно ему привиделась пеньковая петля). Хотя, наверное, были и вещи, к которым и он не мог оставаться равнодушным. Особенного выводила из себя замаскированная, отдаленная на несколько сотен километров нищета: проезжая через очередную весницу он все больше и больше начинал чувствовать себя разряженным на Потеху гусем.

Веселые крики детей шумным ураганом ворвались в его мысли, заставляя поднять взгляд. Чумазые ребятишки, скинув одежду барахтались в грязной речушке. Их матери, стирающие неподалеку белье, грозно кричали на неразумных отпрысков: день Водославы остался далеко позади, и даже в такой мутной субстанции уже могли пошаливать ундины. Но дети, не чуя никакой опасности, продолжали бултыхаться в воде: тепло же!

Ездец завистливо вздохнул: он бы тоже не отказал себе в купании, но, дьябол побери всё и вся! Срочнику не положены такие изыски. Хотя, в другой раз путник плюнул бы на свое положение в придачу с косыми взглядами и устроил бы себе внеплановое плавание.

Конь, почуяв ухудшение настроя любимого хозяина, понуро фыркнул, обвел заросшее поле, простирающееся справа от тракта, унылым взглядом и побрел дальше. До ближайшей пограничной весницы оставалось не больше побега. Один побег. Всего побег. Еще целый побег…

Глаза заливал соленый пот, и ездец то и дело вытирал его рукой, на которой бегающий взгляд случайного зеваки смог бы заметить странный кожаный наладонник, крепившийся к кисти.

К сожалению, из-за ненавистной жары и просто плохого настроения, путник совершенно не обращал внимания ни на окружающие его красоты, бережно показываемые ему природой; ни даже на стреляющих глазками молодых барышень с корзинками клюквы, полностью погрузившись в свои мысли. Мысли эти, к слову говоря, радовали своей непроглядной тоскливостью и сгущающимся мраком.

— Ночь — день,

Бабочки крылья…

Звонкий голосок выводил незамысловатую мелодию.

Ездец повертел головой в поисках источника миловидной песенки, без зазрения совести прервавшего его размышления, но, судя по всему, голос раздавался прямо из леса.

Разумеется, дело обычное, когда в лесу кто-то поет, но отчего-то показалось путнику, что если он не направит коня прямо сейчас в лес, то случится что-то непоправимое. Руки, будто и не по воле хозяина, сами тронули поводья и направили коня по едва заметной тропе, давно уже заросшей травой и полевыми цветами.

— И что там такое творится? — себе под нос пробормотал Дарен.

Честно говоря, коню было абсолютно все равно, что творится в лесу. И лишь одно обстоятельство очень его огорчало: ездец не дал обгрызть так приглянувшийся ему кустик. Броний, снова извернувшись, флегматично покосился на хозяина: мол, оно тебе надо, а? Но путник был непреклонен.

— Это что же, ты мне предлагаешь еще и уговаривать тебя? — ездец приподнял брови. — Слушай, лошадка, это уже ни в какие ворота не лезет!

Конь обиженно застриг ушами: "Какая я тебе лошадка, двуногий?", но подчинился, хоть и без большой охоты.

На небольшой поляне, прижавшись к дереву стояла девчушка-подросток лет пятнадцати от роду, и громко напевала простой мотив. Короткие золотистые волосы растрепались, веснушчатое лицо с яркими голубыми глазами девочка подняла к безоблачному небу.

— Эй! — ездец окликнул ее. — Ты не заблудилась?

Девочка повернула к нему голову и пошевелила рукой, на которой сидело несколько разноцветных бабочек, немного дурных от осеннего тепла. Насекомые деловито прохаживались вдоль кистей рук, важно помахивая крыльями, забавно тыкали хоботками в веревку…

— Дьябол в корзине. — мрачно пробормотал путник, спешиваясь. — Что здесь произошло?

— У тебя есть имя? — вместо ответа ребенок весело улыбнулся: девочку будто и вовсе не волновало то, что она привязана к дереву.