Когда плачут драконы

Одже повел плечами. Так или иначе он не собирался возвращаться. А что может быть лучше, чем закончить жизнь хотя бы попыткой сделать доброе дело?

— Не знаю, насколько подходит моя душа... — начал было он, но Энда оборвал его своим замечанием:

— Больше, чем у иных героев! — заявил он. И Одже решился.

— А что будет, если получится? — сам не зная зачем, спросил он. Энда нахмурился, однако ответил:

— Исполню твое желание: на это-то я еще способен!

Но Одже замотал головой. Разве о себе он говорил? Вдруг захотелось представить мир без драконьей ненависти и божественной слабости. Станет ли он лучше? Быть может, драконы наконец помирятся с людьми и смогут сосуществовать рядом? И боги перестанут им препятствовать и займутся действительно нужными делами? Остановят войны, потушат эпидемии, возродят свои добрые имена и напомнят о своей матери?

Лишь бы Беата в этом новом мире нашла свое счастье!

— Я хочу попытаться! — твердо проговорил Одже. — Обещаю, что не предам вашего доверия!

— Даже если я скажу, что это не твое предназначение? — вдруг как-то скучно поинтересовался Энда. — Что тебе на роду написано прожить до девяноста трех лет и скончаться во сне без страха и мучений?

— Вот и посмотрим, насколько верны ваши предсказания, — легко улыбнулся Одже. — Не хочу еще и следующие три четверти века презирать себя за трусость. И за неблагодарность гостеприимным богам.

— Хорошо сказано! — мягко поддержала его Ивон. — Мы с сестрой постараемся избавить тебя от боли, и твой разум останется светлым и незамутненным, способным принимать решения.

— Тебя будет наполнять тепло, и в какой-то момент ты ощутишь в себе огромную силу, — продолжила объяснение Ойра. — Если справишься с собой, если не захочешь оставить ее себе навсегда, значит, и душа твоя выдержит испытание Огнем. Однако при первом же твоем сомнении...

— Я спалю сам себя, — кивнул Одже. Ойра согласно вздохнула.

— У тебя все еще есть возможность отказаться, — напомнил Энда. — Вернешься домой — и даже не вспомнишь о нашей встрече.

— Этого я и боюсь больше всего, — признался Одже. — Второй раз заявиться в покои Создателей мне наглости точно не хватит.

Энда еще с минуту осматривал его, будто искал повод отправить-таки восвояси. Потом закутал себя вместе с сестрами в драконьи крылья, и Божественная Триада сомкнула глаза, призывая потерянную когда-то силу...

Глава тридцать шестая: Хрустальный дракон

Чем ближе они с Орой подлетали к Драконьей долине, тем сильнее нервничала Беата. Нет, она не боялась ни встречи с Создателями, ни их вероятного наказания за дерзость. Но ее до смерти пугало все усиливающееся ощущение, что она не успеет. Что слишком много времени ей понадобилось, чтобы понять Одже и броситься ему на помощь. Что каждая секунда промедления причиняет ему жестокую боль и что он не дождется — не сможет дождаться! — Беатиной поддержки. И тогда все будет напрасно. И ее осознание, и Орино великодушие, и слезы, и мольбы…

И замерзающее сердце…

Да почему же?!..

Что могли боги придумать для Одже? Уж они-то лучше всех знали, какой он на самом деле! И о его отце-изверге знали! И о том, что Одже все-таки не сломался и не стал его подобием! И о том, как тяжело жилось ему с самого детства! Неужели им хватит жестокости добавить ему еще страданий?

Ох, тогда Беата устроит Божественной Триаде такое, что весь мир закачается! Она-то никого не стеснялась и никаких средств не чуралась, когда было нужно.

А сейчас было просто необходимо!..

Золотой дракон почти неслышно скользил по темному ночному небу: то ныряя в облака, то легко взмывая к какой-то яркой звезде. Беата не сразу поняла, что по ней Ора и ориентируется. А Беата невольно смотрела вниз, в черноту, представляя, как совсем недавно здесь шел Одже. Глупо уверенный в том, что Беата от него отказалась, он упорно двигался к Драконьей долине, преодолевая встречающиеся на дороге препятствия и упорно держась за свою идею совершить настоящее дело.

Думал ли он тогда о Беате? Конечно думал. Он дня без нее прожить не мог. Иначе разве написал бы такое письмо?

Едва прочитав, Беата не дала себе возможности прочувствовать его содержание, первым делом бросившись на подмогу. Но сейчас, сидя на широкой драконьей спине, она наконец отдалась ощущениям, вызываемым глубокими восхитительными словами.

Только Одже мог так написать! Но не потому, что любил читать и знал немало красивых фраз. А потому, что у него была открытая и необыкновенно чистая душа. И вовсе не ему везло, если кто-то проявлял к нему интерес, а тому человеку, что обретал в лице Одже самого верного и самого чуткого друга.

«Мое яркое жгучее солнце!»

Эти слова прочно поселились в сердце Беаты, согревая его, даже когда становилось по-настоящему страшно. Что бы она только ни отдала, лишь бы Одже произнес их вслух! А он вместо того, чтобы признаться в своей любви и предъявить на Беату права, оставил ее совсем одну. Ничего он не понимал в женской душе. И Беата не помогла разобраться. Вот и пожинала теперь…