Когда под ногами бездна (upd. перевод)

— Спасибо, Мама, — ответил я, — но не беспокойся, я не дам «засадить себе проволоку в мозги». — Я жадно отхлебнул. — Мне наплевать, кто кому про что шепнул и от кого услышал. Это говорю тебе я, Марид Одран: никогда в жизни не напичкаю башку электронной дрянью. Компрене?

Джо-Мама пожала плечами. Вряд ли я ее убедил: в конце концов, чего стоит мое слово против коллективного мнения Улицы? — Хочу рассказать тебе, что здесь случилось прошлой ночью. — Она приготовилась поведать мне одну из своих бесконечных, но захватывающих историй. В принципе, я бы с удовольствием послушал час-другой, — полезно знать свежие новости. Но мне помешали.

— Ага, вот ты где! — завопила Ясмин, врываясь в бар и злобно замахиваясь на меня сумкой. Я наклонил голову, и удар пришелся вскользь.

— Какого черта… — начал я.

— Ну-ка, ребятки, переносите разборки на улицу, — машинально отреагировала Джо-Мама, выдав стандартное первое предупреждение зачинщикам беспорядков. Она явно удивилась не меньше, чем я.

Но Ясмин не собиралась никого слушать. Схватила меня за руку, — сил у нее не меньше, чем у меня, — и сдавила, словно наручниками.

— Ну-ка, вставай, ты, недоносок, — прошипела она.

— Ясмин, ради бога, заткнись и оставь меня в покое, — сказал я. Джо-Мама медленно поднялась: второе вежливое предупреждение, но девочка даже не взглянула на хозяйку. Она держала меня, как в клещах; потом потянула на улицу.

— Пойдешь со мной, — угрожающе произнесла она, — я должна тебе кое-что показать, паршивый пес.

Теперь я уже по-настоящему разозлился. Это еще мягко сказано: никогда раньше не испытывал я такого бешенства. К тому же до сих пор не понял, что на нее нашло. — Влепи девочке хорошенькую пощечину, чтобы она успокоилась, — крикнула из-за прилавка Роки. В фильмах подобное средство всегда благотворно действует на истеричных героинь и нервных молодых полицейских. Но не думаю, чтобы оно усмирило Ясмин. Скорее всего, моя подружка просто даст мне сдачи (то есть изобьет хорошенько), после чего придется делать то, что она скажет. Я поднял руку, за которую она цеплялась, неожиданно повернул, схватил ее запястье и загнул за спину. Ясмин вскрикнула от боли. Я нажал сильнее, и она завопила.

— Это за то, детка, что ты обзывала меня разными нехорошими словами, — тихо прорычал я ей на ухо. — Можешь хулиганить дома, но только не при моих друзьях.

— Хочешь получить по-настоящему? — процедила она сквозь зубы.

— Попробуй.

— Потом, — сказала она и повторила, — мне надо что-то тебе показать.

Я отпустил ее; Ясмин помедлила, растирая кисть. Потом схватила сумку, ногой распахнула дверь. Я взглянул на Роки, красноречиво подняв брови; Джо-Мама довольно улыбалась. Еще бы, из разыгранной нами сценки (после соответствующей обработки) получится замечательная сплетня — лучшая в ее богатом репертуаре. Наконец-то Джо-Мама займет первое место в нашем квартале!

Я вышел вслед за Ясмин. Она повернулась ко мне, но не успела ничего сказать — я крепко схватил ее правой рукой за горло и, приподняв, прижал к древней стене. Девочке больно? Что ж, тем лучше!

— Ты никогда больше так не сделаешь, — произнес я обманчиво спокойным голосом. — Ясно? — Испытывая извращенное, садистское удовольствие, сильно ударил ее головой о кирпичную кладку.

— Я тебе еще вставлю, сука поганая!

— Давай, урод, если воображаешь, что ты до сих пор мужчина, — ответил я. И тут Ясмин зарыдала. У меня сразу упало сердце. Я осознал, что только что совершил самый позорный поступок в своей жизни, и не знаю, как его исправить. Я могу проползти на коленях тысячи километров до Мекки, чтобы заслужить прощение, и Аллах наверняка помилует меня — но только не Ясмин! С удовольствием отдам все, что имею и что способен украсть, за то, чтобы стереть из нашей памяти последний эпизод. Но это невозможно, и нам обоим будет трудно забыть его.

— Марид, — шептала она в промежутках между рыданиями. Я обнял ее. Что тут сказать? Мы крепко прижались друг к другу; Ясмин заливалась слезами, да и мне тоже хотелось расплакаться. Так мы стояли неподвижно целых пять (десять, пятнадцать?) минут… Мимо шли люди, старательно делая вид, что ничего не замечают. Джо-Мама приоткрыла дверь, высунула голову и сразу нырнула обратно. Через минуту, словно ненароком — просто полюбоваться на прохожих, которых в такой час уже почти не видно, выглянула Роки. Мне было наплевать. Я ни о чем не думал, ничего не чувствовал; просто не отпускал Ясмин, а она — меня…

— Я тебя люблю, — наконец пробормотал я. Самые лучшие слова, если, конечно, произнести их в подходящий момент.

Мы взялись за руки и медленно побрели по Будайину. Казалось, мы прогуливаемся, но через некоторое время я понял, что Ясмин куда-то меня ведет. Я почему-то чувствовал, что сейчас мне покажут то, что я очень боюсь увидеть.

Труп лежал в узком тупичке в одном из больших пластиковых мешков для мусора. Их разбросали, и тот, в который убийца засунул Никки, разрезали, так что она раскинулась прямо на мокрой грязной мостовой.

— Это ты виноват, — всхлипывая, произнесла Ясмин. — Потому что не особо-то старался ее найти.