Когда под ногами бездна (upd. перевод)

Неожиданно в ее глазах появился загадочный блеск — как у одного из бродячих пророков, охваченного очередным приступом параноидального бреда. Я понял, что мою Ясмин посетило новое озарение — опять таинственные изгибы судьбы, предопределение и прочее… Плохой признак!

— Аллах с Марией-девой кувыркаются в мотеле! — выдохнула она. По-моему, это богохульство было любимым ругательством ее отца. — Все идет так, как предсказывалось в гексограммах!

— В гексограммах, — ошеломленно повторил я. Тогда, в кафе я выбросил древне-китайскую белиберду из головы еще до того, как моя подружка закончила объяснять нюансы.

— Помнишь, нам сказали, что не надо бояться пересечь великую воду?

— Ага. Что за «великая вода»?

— Какая-то коренная перемена в твоей жизни. Модификация мозга, например. Понял теперь?

— Ну и ну… Потом упоминался сильнейший и мудрейший. Я встречался с ним. Дважды.

— Да, и насчет того, что надо подождать три дня до начала, и три — до завершения дела.

Я быстро прикинул: завтра пятница. Значит, до понедельника, когда за меня возьмутся хирурги, осталось ровно столько, сколько напророчила электронная гадалка.

— Вот черт! — пробормотал я изумленно.

— И не забудь: тебе никто не станет верить, надо сохранять твердость при тяжелых испытаниях, а еще ты служишь не царям и принцам, но высшим целям. Вот какой он, мой Марид! — Она гордо чмокнула меня. Мне стало плохо…

Теперь уж никак не отвертеться от предстоящей операции, разве что сбежать в какую-нибудь другую страну и начать новую жизнь: пасти баранов, поддерживать существование горсткой фиг через день, в общем, радоваться, что дожил до утра, как любой другой феллах.

— Да, я местный сверхчеловек, Ясмин, — произнес я вздохнув, — а у нас, героев, часто бывают всякие тайные дела. Так что извини, мне надо идти. — Я поцеловал ее три-четыре раза, сжал правую силиконовую сиську (на счастье) и поднялся. Проходя мимо Индихар, похлопал ее по попе; она повернула голову и ласково улыбнулась. Потом пожелал доброй ночи Далии, сделал вид, что в упор не вижу паскуду Бланку, и вышел наружу.

Я направился вниз по Улице к «Серебряной ладони», просто посмотреть, что там делается. Махмуд и Жак расположились за столиком, пили кофе и поедали хлеб с хуммусом. Полу-хадж отсутствовал; наверное сейчас сражается с толпой ненавистных ему гетеросеков (все — гигантские здоровенные каменщики), просто чтобы поддержать форму… Я подсел к друзьям.

— Да будут дни твои, и так далее, и тому подобное, — пробурчал Махмуд. Его никогда не заботило соблюдение формальностей.

— И тебе того же, — отозвался я.

— Говорят, ты собираешься приобрести розетку, — важно произнес Жак. — Весьма серьезный шаг с твоей стороны. Надеюсь, предварительно ты взвесил все «за» и «против»?

Я был слегка изумлен:

— Как быстро у нас разносятся слухи, а, Жак?

Махмуд поднял брови.

— На то они и слухи, — уронил он флегматично и набил полный рот хуммусом с хлебом.

— Разреши угостить тебя кофе, — любезно предложил Жак.

— Хвала Аллаху, — ответил я, — честно говоря, предпочел бы что-нибудь покрепче.

— Что ж, как хочешь, тогда угощайся сам. — Жак повернулся к Махмуду. — Ведь у Марида денег сейчас больше, чем у нас двоих вместе взятых. Он стал доверенным человеком Папы.

Вот эта сплетня мне очень не понравилась… Я подошел к бару и заказал свою обычную смесь. Хейди, сегодня работавшая за стойкой, скорчила гримасу, но промолчала. Она выглядела просто конфеткой — да нет, если серьезно, Хейди — самая красивая из всех фем, которых я когда-либо видел. Ее наряды (она подбирает платья тщательно, со вкусом) сидят на ней так, что многим обрезкам и первам, потратившим массу денег на покупку наилучших искусственных форм, остается лишь умереть от черной зависти. У Хейди потрясающие голубые глаза и золотистая челочка до бровей. Бог знает почему, но я не могу равнодушно видеть молодую женщину с челкой. Подозреваю, что во мне скрывается мужененавистник; если когда-нибудь займусь самоанализом, наверняка обнаружу у себя каждый недостаток из тех, которые приписываются сильному полу. Мне всегда хотелось сойтись с Хейди поближе, но, увы, я не в ее вкусе. Может быть, удастся найти модик личности, которая ей по душе, и, когда мне вставят розетку, кто знает…

Я еще торчал у стойки, когда неподалеку, возле собравшихся в кучу корейских туристов, которые очень скоро обнаружат, что попали в неподходящее место, раздался до боли знакомый голос: «Мартини, сухое. Довоенный „Вольфшмидт“. Не забудьте лимонную корочку, милая».

Так, так… Легок на помине. Я дождался своего заказа, заплатил и повертел стакан в руке. Девочка принесла сдачу, и я подарил ей целый киам.

Благодарная Хейди затеяла какой-то вежливый разговор, но я довольно грубо прервал ее: сейчас меня волновал только наш мистер «мартини-лимонная корочка».