Когда погаснет лампада

Назавтра в доме Фейгиных собрался еврейский миньян. Наконец-то настало время сделать новорожденному брис. Бабушка Песя приготовила скромное угощение в честь этого праздничного события. Приготовила что смогла, ведь в последнее время мало что поставишь на стол. Пуст рынок после бомбежки; теперь продукты достают через спекулянтов, таких как Хая-Сара Берман. Деревенские везут товары прямо к перекупщикам, а те уже перепродают их втридорога жителям Гадяча. Цены растут день ото дня.

С началом войны ослабла хватка милиции, и теперь спекулянтам раздолье.

Итак, собрался миньян в фейгинском доме. Кормилица Дарья Петровна сидит в соседней комнате и пробует Песино угощение: мясо, суп, вареный горох и вино с фруктами. Не такое уж плохое меню по нынешним временам. Ребенок спит на руках у женщины. Когда он просыпается, кормилица, не мешкая, выпрастывает грудь и подставляет сосок под жадный младенческий ротик. Видно, что в вопросе питания парень уже успел приобрести достаточный опыт. Он еще не знает, что через несколько минут будет приобщен к печальному союзу, к брису праотца нашего Авраама. Пока это еще невинный младенец, сморщенный узел человеческого мяса, который умеет только дышать, сосать, спать, испражняться и кричать.

Обязанности моэля исполняет дед, Хаим-Яков Фейгин. Уже много лет занимается он этим тонким ремеслом. Что бы ни случилось, даже если весь мир провалится в тартарары, он обязан привести своего внука, плоть от плоти своей, к брису Авраама.

Гинцбург с женой исполняют обязанности кватеров[43], Шапиро — сандак[44]

. Ребенок кричит. Шапиро держит младенца ласково, но крепко, глаза его излучают тепло. Торжественное молчание царит в комнате. Стоят все, за исключением сандака — тот сидит в кресле у окна, выходящего в Садовый переулок. Пасмурный день. Снаружи дует пронизывающий ветер, метет палые листья с пылью вперемешку.

Ребенка нарекают Айзеком, в честь отца Хаима-Якова. Айзек Фейгин был уважаемым резником и проверяющим кошерность в общине Гадяча, и отец его, Цви-Гирш, тоже занимался этим наследственным искусством-ремеслом. Длинной была эта династия шубов, и прервалась она лишь на Хаиме-Якове, который занялся вместо этого виноделием. Но есть ли в том его вина? Другие времена, другие песни.

Старая Песя в красивом платочке подает на стол суп, и Тамара помогает бабушке. Она уже большая девочка, младшая хозяйка. Сегодня на Тамаре голубое шерстяное платье и черная лента в волосах. Сколько чистоты в ее загорелом лице, как красива она!

В кухне стоит бочонок вина, и Тамара заново наполняет опустевшие бутылки. Евреи пьют вино и закусывают горохом. Разговор идет о повседневном: теперь это продвижение фронта и прогноз на дальнейшее развитие событий. Жаль, что отсутствует Берл Левитин, известный специалист в области большой политики. Сегодня анализом ситуации занимается Шапиро. Но, между нами говоря, разве может он заменить самого Берла Левитина? Шапиро сидит во главе стола, справа от Хаима-Якова. Здесь же его жена Берта Абрамовна; над столом белеет ее аристократический профиль. Берта Абрамовна прекрасно знает английский и немецкий, хорошо играет на фортепиано. В мирное время у нее было много учеников; теперь почти все они разъехались, и у Берты Абрамовны появилась масса свободного времени, в том числе и сегодня утром.

Возможно, это последняя праздничная трапеза для сидящих за столом людей.

— Тамарка!

По сигналу Песи Тамара забирает пустые бутылки и уносит их в кухню, к бочонку. Возчик Мордехай тоже среди гостей. Правда, на этот раз он один, без Павлика. Нет, Мордехай даже не думает покидать Гадяч. Здесь он родился, здесь он и умрет. Надо же: людьми вдруг овладела страсть к скитаниям! Неужели они полагают, что на чужбине не настигнет их ангел смерти? Мир перевернулся, честное слово! Да кто вас тронет? Нищие, кто позарится на ваши неисчислимые богатства? Неужели вы думаете, что немцу есть дело до вас и до ваших драных тряпок?

И Мордехай залпом выпивает стакан красного. Выпивку он уважает вдвойне: как мясник в прошлом и как возчик в настоящем. Эти ремесла не предполагают большой любви к обычной воде и другим безалкогольным напиткам. Мордехай и так за словом в карман не лезет, а тут еще и воодушевление от винных паров: возчик пьет стакан за стаканом и на все лады честит трусливых евреев, которые поверили в глупые выдумки и сбежали неизвестно от чего.

Уж кто-кто, а возчик Мордехай разбирается в человеческих душах. Вот только не ошибся ли он сегодня, не хватил ли через край со своими хлесткими шутками? И опять слышится над столом ровный голос Шапиро. Из-за нездорового сердца он не пьет ни капли вина; наверно, поэтому его слова звучат особенно трезво после насмешек хмельного возчика.

— Не посоветует ли нам реб Мордехай, где нынче можно достать лошадей? Если добраться через Полтаву в Харьков, то оттуда можно продолжить дальше на восток.

— От чего ты хочешь бежать? — спрашивает черный габай Арон Гинцбург.