Когда рассеется туман

Когда я все-таки подняла чемодан, нащупала в кармане ключ и начала взбираться по каменным ступеням. Дверь широко распахнулась мне навстречу. На пороге стояла тетя Ди, мамина сестра. В руке у нее качалась старая лампа, бросавшая на лицо неяркие блики, отчего оно казалось старше и морщинистей, чем на самом деле.

— Наконец-то, — сказала она. — Проходи.

Тетя провела меня в гостиную. Ей приходится спать на моей старой кровати, сказала она, поэтому мне достанется диван. Я поставила чемодан у стены, он устало скрипнул.

— На ужин у нас суп. Может, не совсем то, к чему ты привыкла в своем богатом доме в Лондоне, но простым людям, вроде меня, вполне подходит.

— Почему же, я люблю суп, — отозвалась я.

Мы молча поели за маминым столом. Тетя сидела спиной к камину, где теплее, а я — на мамином месте, у окна. Белая крупа превратилась в мерзлый снег, стучавший по подоконнику. В такт ему постукивали наши ложки да изредка потрескивали дрова в камине.

— Ну что, пойдем, посмотришь на маму, — сказала после ужина тетя.

Мама лежала на постели, русые волосы рассыпались по подушке. Я-то привыкла видеть их гладко зачесанными, а сейчас они оказались очень длинными и гораздо красивее моих. Кто-то — должно быть, тетя? — натянул одеяло до маминого подбородка, и мне показалось, что она просто спит. Мама выглядела бледной, постаревшей, какой-то усохшей, по сравнению с тем, какой она мне запомнилась. И бесплотной. Когда долго спишь на одном матрасе, он истончается до предела. Мамино тело не вырисовывалось под одеялом. Как будто там вообще ничего не было, и мама просто истаяла — тихо, безмолвно.

Мы спустились вниз, тетя заварила чай. Мы выпили его в гостиной, в полном молчании. В конце концов я сумела выдавить, что устала с дороги и принялась застилать диван. Нашла простыню, одеяло, оглянулась в поисках подушки. Тетя наблюдала за мной.

— Если ты ищешь подушку, — сказала она, — так я ее выкинула. Ужас до чего была старая. Гнилая. Сзади дыра. И это в доме швеи! Хотела бы я знать, что она делала с деньгами, которые я присылала.

Тетя вышла. Поднялась наверх, чтобы улечься в одной комнате с умершей сестрой. Надо мной крякнул потолок, скрипнули кроватные пружины, и воцарилась тишина.

Я лежала в темноте, не в силах уснуть. Представляла, как тетя с неодобрением перебирает мамины вещи; как она застигла маму врасплох — та не успела подготовиться, подсуетиться, не ударить лицом в грязь. Надо мне было приехать первой. Все убрать, в последний раз помочь маме. Я даже поплакала.

* * *

Мы похоронили маму на деревенском кладбище. Собралась небольшая, но очень почтенная процессия.

Миссис Роджерс из деревни — хозяйка ателье, на которое работала мама, доктор Артур. День был, как и положено, мрачный. Снег прекратился, но теплее не стало, и все понимали, что вот-вот он посыплется вновь. Викарий прочел краткую молитву, поглядывая на небо — уж не знаю, на Бога или на тучи. Вспомнил о долге и самоотречении — главных проводниках мамы на жизненном пути.

Подробностей я не помню, мысли улетали в прошлое. Я все пыталась вспомнить маму моего детства. Смешно. Теперь, когда я состарилась, воспоминания приходят легко и свободно: вот она учит меня мыть окно, чтобы на стекле не было разводов; вот варит рождественский окорок — волосы висят сосульками от пара; вот хмурит брови, когда миссис Роджерс жалуется на мистера Роджерса. А тогда — ни в какую. Перед глазами вставало только мертвое серое лицо, которое я увидела вчера вечером.

На меня налетел ледяной ветер, юбка прилипла к ногам. Я взглянула вверх, на серое небо и вдруг заметила на холме, у старого дуба одинокую фигуру. Мужчина, джентльмен, отсюда больше ничего не разглядеть. В длинном черном пальто и жесткой блестящей шляпе. В руках — трость или, может быть, туго свернутый зонт. Сначала я не обратила на него внимания, решила, что это родственник, пришедший навестить другую могилу. В тот момент мне даже не пришло в голову, что джентльмен, который наверняка владеет имением с собственным фамильным кладбищем, вряд ли будет скорбеть на кладбище деревенском.

Когда викарий кинул на мамин гроб первую горсть земли, я снова посмотрела на холм. Джентльмен никуда не делся. Да он же следит за нами, наконец сообразила я. Тут пошел снег, и человек поднял голову, так что его лицо оказалось на виду.

Мистер Фредерик. Как же он изменился! Постарел, резко и внезапно, как жертва сказочного проклятья.

Викарий добормотал молитву, и распорядитель похорон приказал побыстрее закапывать могилу, а то погода разгуляется.

Сбоку от меня выросла тетушка.

— Вот наглец, — сказала она, и сперва я подумала, что речь идет о распорядителе или о викарии. Но когда я проследила за ее взглядом, то поняла, что тетя имела в виду мистера Фредерика. Я удивилась — как это она его узнала. Наверное, мама показала, на какой-нибудь прогулке, решила я.

— Нет, ну что за нахальство — вот так заявиться!

Тетушка покачала головой, поджала губы.