Когда рассеется туман

— Альфред! Как тебе не стыдно так говорить! Если бы мистер Гамильтон слышал…

— Если бы мистер Гамильтон слышал что? — В дверях появилась Нэнси и села на свое место, снимая с головы наколку.

— Я просто рассказывал миссис Таунсенд, как леди и джентльмены хорошо кушали, — объяснил Альфред.

Нэнси закатила глаза.

— В жизни не видела таких пустых тарелок. Вон и Грейс подтвердит. — Я кивнула. — Может быть, не стоит опережать мистера Гамильтона, но я все-таки скажу: миссис Таунсенд, вы превзошли саму себя.

Миссис Таунсенд оправила блузку на необъятной груди.

— Ну разумеется, — самодовольно сказала она. — Мы все неплохо поработали.

Звон фарфора заставил всех повернуть головы к двери. Семенящими шажками вошла Кэти, крепко сжимавшая поднос. При каждом шажке какао переливалось через края чашек.

— Кэти, — сказала Нэнси, когда поднос очутился наконец на столе. — Ну что за грязь ты развела! Полюбуйтесь, миссис Таунсенд.

Миссис Таунсенд возвела глаза к небу.

— Мне все чаще кажется, что я зря трачу время на эту девчонку.

— Ну, миссис Таунсенд, — заныла Кэти. — Я же правда старалась! Я же не думала…

— Не думала о чем, Кэти? — осведомился вошедший в кухню мистер Гамильтон. — Что ты опять натворила?

— Ничего. Просто хотела подать какао.

— Да уж подала так подала, бестолковая, — сказала миссис Таунсенд. — Возвращайся в кухню и домывай тарелки, а то вода остынет. Если уже не остыла.

Она покачала головой вслед судомойке и повернулась к мистеру Гамильтону:

— Ну что, мистер Гамильтон, все уехали?

— Да, миссис Таунсенд. Я только что проводил последних гостей — лорда и леди Дэнис.

— А семья?

— Леди уже легли. Его светлость, майор и мистер Фредерик допивают херес в гостиной и вскоре тоже разойдутся.

Мистер Гамильтон положил руки на спинку стула и замолчал, глядя куда-то вдаль — верный знак, что сейчас прозвучит важная речь. Мы застыли на своих местах. Он откашлялся.

— Мы все можем гордиться собой. Обед удался, хозяева нами довольны. — Мистер Гамильтон гордо улыбнулся. — Более того — хозяин позволил нам откупорить бутылку шампанского, чтобы отпраздновать успех. В знак благодарности, как он сказал.

Под наши аплодисменты мистер Гамильтон извлек бутылку из буфета, а Нэнси тем временем достала фужеры. Я сидела тихо, как мышка, глядя, как мистер Гамильтон разливает шампанское, и пересчитывала фужеры, гадая, достанется ли один и мне. Я к таким церемониям не привыкла, нам с мамой как-то нечего было праздновать.

Когда на столе остался всего один пустой фужер, мистер Гамильтон сдвинул очки на кончик длинного носа и внимательно посмотрел на меня.

— Да, — сказал он наконец. — Думаю, сегодня даже юная Грейс может позволить себе капельку шампанского. Не каждый вечер хозяева удостаивают нас такой милости.

Я благодарно взяла фужер, а мистер Гамильтон поднял свой повыше.

— За здоровье тех, кто живет и работает в этом доме, — провозгласил он. — Желаю вам долгих и счастливых лет жизни!

Мы чокнулись, и я откинулась на спинку стула, попивая незнакомый напиток и чувствуя, как лопаются во рту пузырьки. И потом, до самой старости, стоило мне поднести к губам бокал шампанского, как я вспоминала тот вечер в Ривертоне. Нас переполняли восторг и благодарность к лорду Эшбери. Альфред улыбался мне, подняв свой фужер, и я робко улыбалась в ответ, слушая, как остальные обсуждают подробности обеда: у леди Дэнис потрясающие бриллианты, у лорда Харкорта современные взгляды на брак, а лорд Понсоби обожает картофель.

И тут раздался пронзительный звон. Все замолчали, всполошено переглядываясь друг с другом, пока мистер Гамильтон не вскочил со стула со словами:

— Что же я! Это же телефон! И выбежал из кухни.

Лорд Эшбери одним из первых в Англии освоил новый вид связи, и весь дом невероятно этим гордился.

Новый аппарат стоял в холле, возле выхода из буфетной, так, чтобы мистер Гамильтон мог без промедления ответить на звонок и переключить его наверх. К сожалению, такое случалось нечасто, так как мало кто из знакомых лорда и леди Эшбери мог похвастаться собственным телефоном. Тем не менее, аппарат вызывал почти что религиозное поклонение, и все зашедшие по делам под тем или иным предлогом наведывались в холл: своими глазами посмотреть на священный предмет и проникнуться невероятным уважением к прислуге Ривертона.

Потому неудивительно, что нас так взбудоражил нежданный звонок. К тому же, час был поздний, и удивление быстро сменилось тревогой. Мы замерли, навострив уши и затаив дыхание.

— Ал-ло-о-о? — нараспев произнес мистер Гамильтон. — Ал-ло-о-о?

В кухню пришлепала Кэти.

— Там что-то странное звенело. А-а-а, вы все шампанское пьете?

На нее зашикали. Кэти села за стол и принялась грызть ногти.

Из холла доносился голос мистера Гамильтона.

— Да, это дом лорда Эшбери… Майор Хартфорд? Да, майор Хартфорд здесь, у родителей… Да, сэр, сию же минуту. Как вас представить?.. Одну секунду, капитан Браун, соединяю.

— Майору звонят, — громко прошептала миссис Таунсенд, и мы приготовились слушать дальше. Со своего места я видела профиль мистера Гамильтона — приоткрытый рот, закаменевшая шея.