Когда руки грубеют

Бинокля оказалось недостаточно для того, чтобы уследить за этими таинственными прогулками; мадемуазель Гютен заменила его густой вуалью, зонтиком и четырехвесельным каиком, которому были даны инструкции следовать на некотором расстоянии за каиком госпожи де Ромэн.

По дороге мадемуазель Гютен заметила издали каик Пьера Вилье, по-видимому направлявшийся параллельным путем.

«Гм, гм!» – подумала мадемуазель Гютен.

XII

Едва успев вернуться домой, мадемуазель Гютен занялась устройством маленького, совсем маленького пикника: она предполагала пригласить всего четырех подруг с их четырьмя поклонниками.

Себе самой она, в качестве устроительницы, выбрала солидного кавалера, вполне достойного быть предводителем этой компании, – пятидесятилетнего Ромэна.

– Главное, никому ни слова! – предупреждала она. – Вы понимаете, слишком многим захотелось бы участвовать. Мы будем веселиться, как сумасшедшие.

– Куда же мы поедем? – спросил кто-то.

– К принцу Персинэ и принцессе Грации.

XIII

На островке посреди пруда Пьер Вилье сидел на дерновой скамейке. Возлюбленная лежала у его ног, прильнув к ним головой, и ее распущенные волосы цвета золота широкими волнами лились на Траву.

Внезапно с противоположного берега прямо в лицо им раздался насмешливый голос:

– Ах, Боже мой, мы нарушили покой этой пары! Мадемузаель Гютен со своей свитой появилась из соседней чащи. Дерзкие девицы смеялись. Господин де Ромэн, покраснев, счел хорошим тоном смеяться тоже.

Любовники, захваченные, как солдаты в засаде, не сделали ни одного жеста, который был бы их недостоин. Поднявшись, выпрямившись во весь рост, они глядели прямо в глаза шпионам. Она, гордая и дикая, обняла его за плечи и прижалась к нему, он вынул записную книжку и стал вносить в нее имена, называя их вслух.

– Господин де Ромэн – один, господин д'Эпернон – два. Князь Чернович – три, капитан Форестье… А, вот это жаль: мне, очевидно, придется подать в отставку! И господин Жак Бриан – пять. Кажется, все? А теперь не угодно ли вам удалиться, господа? До скорого свиданья!

Оставшись одни, связанные отныне на жизнь и на смерть, они обнялись и слили свои уста так крепко, что из-за стиснутых зубов проступила кровь.

XIV

В тот же вечер госпожа де Ромэн не вернулась в свою виллу в Терапии.

А на третий день в Константинополе состоялось пять дуэлей, причем ни одна из них не была до первой крови.

Та, из-за которой дрались, ждала до вечера в своем номере гостиницы, стоя у окна, прижимаясь лбом к стеклу, окаменевшая и смертельно бледная, но без одной слезы, без малейшего признака страха. Несмотря на то что шестьдесят раз в минуту ей чудилось, будто во двор вносят носилки.

Ночью он возвратился с рукой на перевязи. Он получил три Царапины и нанес четыре удара шпагой, таких удачных, что двое из его противников были убиты.

Господин де Ромэн, единственный уцелевший, немного времени спустя, к своему утешению, добился развода по вине супруги, преступно нарушившей свою клятву.

И так как скандал был слишком велик, то Пьер Вилье, уже не лейтенант флота – он испросил отставку по телеграфу, чтобы скорее иметь право драться, – и госпожа де Ромэн, уже не носившая более этого имени, покинули Константинополь, не думая вернуться туда.

XV

Сидя плечом к плечу в купе поезда, который уносил их к новой жизни, они составляли планы своего будущего.

– Не забывайте, дорогая, – сказал он для начала, – что я очень беден и что нам придется вести очень скромную жизнь.

Она мужественно улыбнулась. Со времени опьяняющего торжества, охватившего ее в вечер пяти дуэлей, когда он вернулся к ней победителем, ничто на свете не могло, разумеется, затуманить сверкающей стали ее счастья. Тем не менее она изумилась:

– Любимый, я думала, что хоть вы и не богаты, но совершенно независимы. Там вы вели шикарную жизнь.

Он усмехнулся:

– Жизнь, которая казалась такой. Роскошь для моряка – дешевый товар. Вспомните, я жил на корабле. У меня не было ни виллы, ни другой квартиры, а каик заменял мне карету и лошадей. Несколько счетов от портного, из магазина белья и ресторана – вот и все мои расходы. Я жил, не вынимая кошелька; все это было, конечно, очень скромно, – моя каюта была длиной в семь футов, а стол на корабле более чем прост. Но солдат в походе имеет право на минимальное излишество, а в глазах общества я и был не чем иным, как солдатом в походе.

Она кивнула головой:

– То же было и со мной: казалось, что я богата, на самом же деле я была бедна. Когда люди видели на моей шее жемчужное ожерелье, они не знали, что это ошейник рабыни и что он еще более, чем я сама, принадлежит моему господину. Теперь, в ваших объятиях, я оказалась нагой, как нищая. Но вы все-таки любите меня и без жемчуга?

В этот вечер они не считали более.

XVI

Выяснилось, что у Пьера Вилье всего полторы тысячи франков ренты. Ранее жалованье офицера увеличивало его доходы вчетверо, но теперь жалованья не было. Он объяснил ей свое положение. Он рассчитывал, что вскоре найдет место, которое обеспечит им жизнь – очень, очень скромную.