Читаем Когда рушатся троны… полностью

– Да потому, что Ячин по натуре свой растакуэр, и вне Парижа, вне общества пикантных мидинеток я его не представляю себе…

Адриан выявлял поистине царственное благородство по отношению к злобному ненавистнику своему и пасквилянту. А этот ненавистник и пасквилянт с прямолинейной жестокостью требовал «королевской головы».

Вот и сейчас заговорщиками был поднять вопрос, как поступить с династией, если переворот удастся.

– Мы не большевики и не последуем их кровожадному примеру. Они зверски убили царскую семью, мы же арестуем Адриана с матерью и сестрой и, когда все утихнет и республика укрепится, мы их отправим подальше куда-нибудь от этих мест, – свеликодушничал Шухтан, сам умиленный этим своим великодушием…

– Да, мы их вышлем, – как эхо повторил Мусманек. Он вообще был «эхом» Шухтана.

И они искали сочувствия и у обоих офицеров, и у Макса Ганди. Искали, но не встретили.

Редактор социалистической газеты улыбнулся нехорошей улыбкой. Пергаментное лицо пошло морщинами, и вместе с деснами обнажились зубы, длинные, желтые, как изъеденные червями клавиши детского, игрушечного пианино.

– Я требую крови тиранов! – свирепо отозвался Ганди, убежденный, что в этот момент он совмещает в себе Марата, Дантона и Робеспьера, всех трех вместе взятых. После некоторой паузы он повторил с еще большей свирепостью:

– Я требую крови тиранов!..

Проще, без фальшивого революционного пафоса отнесся наполеоноподобный Тимо.

– Адриан мертвый нужнее нам, чем живой…

– Верно! – поддерживал своего друга Ячин. – Очутившись вне Пандурии, он своих позиций не сдаст. Начнет мутить… У него много приверженцев… А так, так будет гораздо спокойней. Не сочтите меня, товарищи, за какого-нибудь кровожадного монстра, но я того мнения: когда выжигают раскаленным железом ядовитую рану, нечего жалеть мяса… Заодно уничтожим и королеву Памелу…

– Она же на пятом месяце! – воскликнул Шухтан.

– Вот именно, именно потому, что на пятом месяце, – решительно сдвинул свои подведенные брови Ячин… – А если она разрешится сыном? Не угодно ли? Наследник, претендент… Какая благодатная почва для всевозможных реставрационных авантюр… Нет, милые товарищи, нельзя революцию делать в перчатках… Товарищ Шухтан осудил только что русских большевиков, а я их одобряю. Они следуют моему принципу раскаленного железа… Молодцы! Так и надо!..

4. План полковника Тимо

Довольный своей «непримиримой жестокостью», Ячин подсел к роялю и, тряхнув головой, взял несколько бурных, стремительных аккордов…

Развалившийся на диване с подмятой жирной короткой ногой, Шухтан, поблескивая в полумраке стеклами своего пенсне, мечтал вслух:

– Итак, роли уже намечены. Я – премьер и ведаю иностранными делами. Дон Исаак Абарбанель – министр финансов, в министерстве путей Сообщения останется Рангья, это желание Абарбанеля. Внутренние дела любезно согласился взять на себя товарищ редактор, – благосклонный кивок по адресу Ганди, – что же касается постов начальника штаба и военного министра, я думаю, товарищи Тимо и Ячин, так сказать, полюбовно между собой…

– Позвольте, товарищ, – перебил Мусманек, очень редко позволявший себе такую непочтительность по отношению к Шухтану, – позвольте… Как-никак, мы делим шкуру еще не убитого медведя, мы еще не знаем, не уверены – удастся ли переворот, удастся ли нам раздавить ненавистную тиранию династии Ираклидов? Мы с вами, товарищ, люди штатские, и поэтому…

– И поэтому угодно вам сказать, – ловко, по-жонглерски подхватил Шухтан, – авторитетное слово за теми, кто носит или носил ботфорты со шпорами. Да, да, ибо перевороты обыкновенно совершаются не нами, адвокатами в пиджаках, – мы приходим уже на готовое, – а вот кем! – плавный, немного льстивый жест по направленно Тимо, прямо вытянувшегося на стуле, и Ячина, сидевшего за роялем в позе готового импровизировать маэстро, – и, хотя мы уже неоднократно касались этой темы, однако же весьма хотелось бы услышать, что нам скажут эти люди военного… военного искусства, люди шпаги. Товарищи Тимо и Ячин, я вам ставлю вопрос, верите ли вы в успех задуманного? И если да, как технически намерены вы это, задуманное, осуществить? Пожалуйста, за вами слово! – Это «за вами» относилось к одному только Тимо.

Тимо не сразу ответил. Весь план был уже давно готов в его лобастой голове, но Тимо вообще медленно думал и медленно говорил, как бы выжимая из себя каждую мысль, каждое слово. И это сообщало ему впечатление сильного духом и волей человека.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

Ханс Фаллада (псевдоним Рудольфа Дитцена, 1893–1947) входит в когорту европейских классиков ХХ века. Его романы представляют собой точный диагноз состояния немецкого общества на разных исторических этапах.…1940-й год. Германские войска триумфально входят в Париж. Простые немцы ликуют в унисон с верхушкой Рейха, предвкушая скорый разгром Англии и установление германского мирового господства. В такой атмосфере бросить вызов режиму может или герой, или безумец. Или тот, кому нечего терять. Получив похоронку на единственного сына, столяр Отто Квангель объявляет нацизму войну. Вместе с женой Анной они пишут и распространяют открытки с призывами сопротивляться. Но соотечественники не прислушиваются к голосу правды — липкий страх парализует их волю и разлагает души.Историю Квангелей Фаллада не выдумал: открытки сохранились в архивах гестапо. Книга была написана по горячим следам, в 1947 году, и увидела свет уже после смерти автора. Несмотря на то, что текст подвергся существенной цензурной правке, роман имел оглушительный успех: он был переведен на множество языков, лег в основу четырех экранизаций и большого числа театральных постановок в разных странах. Более чем полвека спустя вышло второе издание романа — очищенное от конъюнктурной правки. «Один в Берлине» — новый перевод этой полной, восстановленной авторской версии.

Ганс Фаллада , Ханс Фаллада

Проза / Зарубежная классическая проза / Классическая проза ХX века / Проза прочее
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

Ханс Фаллада (псевдоним Рудольфа Дитцена, 1893–1947) входит в когорту европейских классиков ХХ века. Его романы представляют собой точный диагноз состояния немецкого общества на разных исторических этапах.…1940-й год. Германские войска триумфально входят в Париж. Простые немцы ликуют в унисон с верхушкой Рейха, предвкушая скорый разгром Англии и установление германского мирового господства. В такой атмосфере бросить вызов режиму может или герой, или безумец. Или тот, кому нечего терять. Получив похоронку на единственного сына, столяр Отто Квангель объявляет нацизму войну. Вместе с женой Анной они пишут и распространяют открытки с призывами сопротивляться. Но соотечественники не прислушиваются к голосу правды – липкий страх парализует их волю и разлагает души.Историю Квангелей Фаллада не выдумал: открытки сохранились в архивах гестапо. Книга была написана по горячим следам, в 1947 году, и увидела свет уже после смерти автора. Несмотря на то, что текст подвергся существенной цензурной правке, роман имел оглушительный успех: он был переведен на множество языков, лег в основу четырех экранизаций и большого числа театральных постановок в разных странах. Более чем полвека спустя вышло второе издание романа – очищенное от конъюнктурной правки. «Один в Берлине» – новый перевод этой полной, восстановленной авторской версии.

Ханс Фаллада

Зарубежная классическая проза / Классическая проза ХX века