Когда сбывается несбывшееся… (сборник)

— Где эта мерзавка? Где эта пигалица, из-за которой у меня парик не слетел только потому, что я должна была держать его обеими руками? — кричала разъяренная Примадонна.

— Но ведь вы торопились… Сами не дали мне закрепить его как следует, — спокойно, и даже невозмутимо ответила Мила.

— А что это за клочья сыпались с моей головы? — продолжала наступать актриса, понимая, что сама дала повод этой мерзавке для оправданий.

— Я не знаю. Очевидно, парик уже старый…Возможно, его надо было отдать в ремонт мастеру. Меня никто не предупредил…

— Не надо ссориться в праздничный день. Подумаешь, сборный концерт, — выступил дипломатом герой-любовник на сцене и в жизни. — Пойдем-ка лучше в зал, сейчас Кобзон будет петь, — сказал он, уводя разгневанную Примадонну.

Но странное дело: осуществив свою месть и неторопливо бредя домой, Мила ощущала, что червь досады и зависти по-прежнему гложет ее. Она вдруг постигла некую жизненную истину: оказывается, у немолодой, но красивой женщины больше шансов, чем у молодой, но некрасивой. И еще она поняла одну вещь: все эти костюмеры, гримеры, осветители и прочие рабочие сцены, без которых, однако, не обходятся ни в одном театре, навсегда останутся людьми второго сорта, обслуживающими искусство. Неким его предбанником, представителя которого в любой момент можно обозвать «мерзавцем» или «пигалицей», и никто даже этого не заметит.

«Ну, уж нет, разбирайтесь сами со своим «высоким» искусством, но только без меня», — злорадно думала она, придя домой и набирая номер телефона заместителя директора театра, чтобы сказать, что она хочет уволиться и не желает, чтобы ее оскорбляли.

— Я должна опередить эту стерву, вдруг она решит настучать на меня, — рассуждала Мила вслух, многократно набирая занятый телефонный номер.

Заместитель директора театра, хотя уже и тяпнул по случаю женского дня, но рассуждал здраво.

— Да все это ерунда, детка. Какой-то там старый парик… Ну, обозвала, подумаешь, — говорил мужчина, которого оторвали от праздничного стола. — Она ведь ведущая актриса театра, вы должны это понимать. Ну, не знаю, не знаю… Поступайте, как хотите. М-да, если у нас еще молоденькие гримерши с амбициями будут, как же нам дальше работать…

Много лет спустя, когда Мила вспоминала об этом преднамеренном зле, оно казалось ей какой-то детской шалостью. На нее очень сильное впечатление произвел рассказ одной известной актрисы в какой-то телевизионной программе. Когда ведущий спросил у нее, часто ли ей приходится сталкиваться с завистью, актриса рассказала историю, как однажды ей после спектакля подарили красивые розы с отравленными шипами. Она укололась и очень долго и серьезно болела.

— Да, — невольно восхитилась Мила, — вот это месть, настоящая месть…

А тогда она ушла из театра и никогда больше не работала по своей специальности. Ни в театре, ни на киностудии. Спустя годы, когда все поросло мхом, и Мила работала всего лишь помощницей администратора в Доме кино, все ее знакомые знали, что Мила окончила что-то, связанное с искусством — то ли ГИТИС, то ли ВГИК…И сама она этот миф не собиралась развенчивать.

И теперь она, ох, как много могла бы порассказать об этом самом высоком искусстве, проработав двенадцать лет в московском Доме кино. Престижные просмотры, премьеры фильмов, встречи с именитыми актерами, которых она видела каждый день за стойкой бара или за соседним столиком кафе, где она перекусывала в свой обеденный перерыв, уже давно стали чем-то обыденным Она знала, чего стоят «дружеские» рукопожатия, фальшивые улыбки на публику и даже поцелуи людей, в действительности зачастую ненавидящих друг друга. О знаменитых завсегдатаях этого дома она знала все: кто с кем развелся, кто на ком и в который раз женился, кто чей любовник или любовница. Она бы много интересного могла поведать об одном известном режиссере, которого встречала каждый раз с новой молоденькой актриской. Когда актрисок не было, появлялись просто смазливые девицы с улицы, которым он сулил главные роли в своих кинофильмах. Впрочем… Да разве только он один был этим грешен.

Ее работа в основном состояла из трепа по телефону и многократного питья кофе. Нужно было особо именитых деятелей пригласить на предстоящую премьеру — она их обзванивала, предупреждала. Следила также за тем, чтобы художник во время выпустил афишку для внутреннего пользования с новостями, с премьерами, поздравлениями юбиляров… Иногда развозила по нужным адресам пригласительные билеты на творческие встречи или премьеры. А когда гости приходили — препровождала их в зал на лучшие места. И все в таком духе. Само собой, она ходила на премьеры, просмотры и приводила туда кого-нибудь из своих знакомых. Она, благодаря своей работе, для кого-то становилась полезной знакомой, рассчитывая, в свою очередь, на чью-то благодарность. В общем — киношные тусовки, презентации, проходившие в этом творческом доме, были неотъемлемой частью ее жизни. Этой работой она очень дорожила и ни в коем случае не хотела ее потерять. А уж как довольна была Ирина Михайловна…