Когда случились мы (ЛП)

Что я действительно отчетливо помню, так это его голову у меня между ног, его горячий рот на мне…

От одной мысли об этом у меня по спине пробегает холодок. Я рада, что прячу лицо, потому что знаю, что в данный момент оно горит.

Как только Хейзел и Майя перестают смеяться, они задают мне вопрос, которого я надеялась избежать.

— Ты с ним говорила?

Я откидываюсь на спинку дивана, качая головой. Вполне вероятно, что две кружки пива во мне без всякой еды — причина, по которой я на самом деле отвечаю на вопрос Хейзел.

— Я разговаривала с ним только один раз. И он ничего не сказал.

— Ты…хочешь поговорить с ним? — спрашивает Майя.

Закрыв глаза, я честно отвечаю:

— Да.

Кажется, что комната вращается.

— Почему ты этого ещё не сделала? — спрашивает Хейзел.

Потому что он ненавидит меня, я уверена в этом.

— Чувства? Они мне не нравятся. И говорить о них тоже не люблю, — признается Хейзел. — Но даже я знаю, что иногда тебе нужно стать взрослой женщиной и просто, блядь, сделать это.

Я не спорю, но всё равно закатываю глаза. Я правда разговаривала с Генри, не о чувствах, но мне с ним было комфортно. Говорили о других вещах, смеялись и дурачились. Но как только это дерьмо стало реальным, я запаниковала и сбежала.

С самого начала с Генри всё было по-другому. На людях он держался на расстоянии, потому что я просила его об этом. Но когда нас было только двое, он не скрывал своих чувств. Он показал мне, что именно он чувствует ко мне. Он даже попросил меня жить с ним. Сказал, что любит меня…

Серьезно, что со мной не так?

— Мне нужно в туалет, — объявляю я, вставая с дивана. — В холодильнике есть ещё пиво, если хотите, — кричу я из глубины коридора.

Я мою руки, когда слышу стук входной двери. Тадаши должен быть на матче. Но раз уж он здесь, я позабочусь, чтобы он поел перед игрой, потому что еды ещё много, а он терпеть не может остатки в холодильнике.

Когда я открываю дверь, происходит худшее, что может случиться. Там Генри. Ошеломленный. Рот приоткрыт, он выглядит смущенным, пока, в конце концов, не становится скорее сердитым, чем удивленным.

Моргая, его глаза путешествуют вверх и вниз по моему телу, оценивая мой внешний вид. Черная пижамная рубашка с длинными рукавами, пижамные штаны с Бэтменом, фиолетовые пушистые носки.

— Ты остановилась здесь? — он обвиняюще хмурит брови. Это первые слова, которые он говорит мне за две недели. — У Тадаши? — его голос был таким же холодным и жестким, как и его глаза.

Я пытаюсь игнорировать своё бешено колотящееся сердце и то, как всё моё тело хочет прижаться к нему, даже если это ненадолго. Я слышу, как Тадаши смеется с Хейзел в гостиной.

Я скрещиваю руки на груди.

— О, так теперь ты сейчас со мной разговариваешь?

— Это не ты должна сердиться, — Генри хмурится. — Ответь на мой вопрос. Ты здесь живешь? — в его голосе явственно слышна боль. После долгого выдоха он бормочет:

— Он должен был сказать мне.

Я чувствую, как от него волнами исходит гнев. Его глаза широко раскрыты. Он кипит.

— Он должен был сказать тебе? — повторяю, каждое моё слово наполнено все большим раздражением, пока я не срываюсь. — Он не обязан сообщать тебе последние новости обо мне, а я ни хрена не обязана отвечать!

Возможно, он прав, и я не могу злиться, но это не значит, что он тоже может быть мудаком. Или, может быть, он и злится, потому что я всё испортила. Я уже ничего не знаю.

Расстроенный, он проводит руками по волосам. Злиться легче — это определенно причиняет меньше боли. Я могу понять, почему он предпочитает злиться, но я не хочу с ним ссориться.

— Послушай, — вздыхаю я, покусывая нижнюю губу. — Да, я остановилась здесь. Я заняла одну из его свободных комнат. Счастлив?

— Нет, Луна, я не счастлив. Даже близко нет.

Когда я уже думаю, что он больше ничего не скажет, он добавляет:

— Я…даже не знал, что ты всё ещё в Лондоне, пока не столкнулся с тобой в костюмерной. Ты…ничего мне не сказала.

Я должна уйти. Я должна уйти, не оглядываясь назад, запереться в своей комнате, оставить его в покое и позволить ему жить дальше. Мне следовало бы уйти, но я не могу.

— Что ты хочешь, чтобы я тебе сказала?

Мы стоим близко, но ещё не касаемся друг друга. Он долго ждет, пока я поднимаю на него взгляд.

— Почему, чёрт возьми, ты злишься? — он сам на себя не похож. — Ты положила этому конец, помнишь?

Отчаяние, печаль в его голосе пронзают меня насквозь. Я сдерживаю слёзы.

— Потому что… — я сглатываю.

Он подходит ближе.

— Потому что….?

Потому что мне страшно. Глядя в его красивые карие глаза, я понимаю, что хочу найти в них убежище. Я хочу чувствовать себя в безопасности в его объятиях, но мой разум — ужасное место, где я уже потеряла его. С кем-то умнее, остроумнее, красивее. Куда бы мы ни пошли, всегда найдется кто-то лучше меня.

Это случалось раньше. Это только вопрос времени, когда это случится снова. И я не переживу, если Генри причинит мне такую же боль, как мне причинили. Это невозможно объяснить. Он не поймет, потому что его никогда не предавали с таким злонамеренным умыслом, приводящим к таким разрушительным последствиям.