Я не обращаю на это внимания и понимаю, что это, вероятно, повторится снова.
— Прости, — бормочу я, возвращаясь к дивану. Я сажусь рядом с ним.
— Не стоит. Могу я чем-нибудь помочь? — его голос звучит ровно, успокаивающе.
Я всем поделилась с Генри. Я хочу, чтобы он знал меня так же хорошо, как я хочу знать его. Рассказала ему о потере отца, а год спустя — мамы. Чувствовать себя одинокой и нелюбимой в одиннадцать лет, осознавая, что никому нет дела до четырех осиротевших детей родителей-иммигрантов. Те немногие, кто заботился, были не в состоянии помочь.
Я не вдавалась в подробности, когда сказала ему, что встретила человека, которому, как мне казалось, я могла доверять. Человека, с которым, как я думала, я могла бы разделить свою жизнь, но я ужасно ошибалась Генри признался, что случайно услышал кое-что из того, что я рассказала Тадаши. Оказалось, что он был тем самым пьяным другом, который в ту ночь шатался по туалету.
Затем он выслушал, как я рассказала ему то, в чем когда-либо признавалась только одному человеку — доктору Гонсалес. После того, как я расторгла свою помолвку, я не могла перестать чувствовать себя подавленной, преданной, отвергнутой. Мне было стыдно за то, что я всегда была подавлена, измучена чувством безнадежности, и я подумывала о том, чтобы причинить себе боль. Я этого не сделала, но я была в таком темном месте, что просто хотела покончить с болью.
Когда я посмотрела на Генри, в его глазах стояли слезы. Он притянул меня к себе и долго держал в своих сильных объятиях. Прошло несколько часов. Дней. Я не знаю, как долго он обнимал меня, пока я плакала.
Когда он сказал:
— Здесь ты в безопасности, Луна. Со мной ты в безопасности, — я поверила ему.
И я верю. Я верю ему. Потому что я действительно чувствую себя в безопасности рядом с ним.
После всех этих трудных разговоров Генри был так осторожен со мной, так заботлив и тактичен. Я хочу извиниться за свои эмоции и сомнения, за эти всепроникающие мысли и чувство неполноценности. Я хочу, но не делаю этого. Потому что это часть проблемы. Я напоминаю себе, что исцеление требует времени. О чем я забыла, так это о том, что это также требует постоянной работы. Это значит знать, что будут какие-то триггеры, и мне нужно разработать новые, более эффективные способы преодоления. Это значит чувствовать себя уязвимой и мириться с этим. Это значит позволить себе обдумать каждую ужасную мысль и испытать каждое ужасное чувство. Это значит, что я должна впустить Генри, когда буду готова.
— Луна? — Генри так нежно касается моего лица.
— Я знаю, что прошу от тебя многого, — выпаливаю я, не в силах смотреть на него. Начиная с бесконечного терпения и заканчивая такой любовью, какой я никогда не знала.
— Л, я прямо здесь. Я знаю, что тебе не нужно мое присутствие. Я знаю, ты справишься с этим, со мной или без меня. Потому что у тебя есть желание и возможности, чтобы сделать это, — он нежно приподнимает мой подбородок, пока наши глаза не встречаются. — Я тоже о многом прошу тебя. Я прошу тебя позволить мне быть здесь. Я прошу тебя позволить мне любить тебя каждый день. Я прошу тебя быть терпеливой со мной, потому что я не идеален, и есть вещи, с которыми мне тоже приходится работать.
Я хочу достичь того уровня, когда, даже если говорить о чем-то будет нелегко, я всё равно смогу это сделать. Его способность быть в таком контакте со своими чувствами, со своим опытом приводит меня в благоговейный трепет и заставляет восхищаться им еще больше.
— Прости, что я такая, — вздыхаю я.
— Это не так. Ты не была бы собой в любом другом случае.
Смаргивая слезы, я сижу, опустив взгляд на свои руки на коленях, и качаю головой. Он не просит меня измениться, даже не намекает на это. Он любит меня такой, какая я есть…как это вообще возможно?
На моём лице появляется улыбка.
— Что тут смешного? — спрашивает он.
Он был открытым и честным с самого начала. Я тоже хочу быть такой для него.
— Я просто подумала… — меняя позу, я придвигаюсь ближе, пока не забираюсь к нему на колени, мои колени по обе стороны от этого великолепного мужчины, которым я не могу насытиться.
Он такой широкоплечий и крепкий. Я теряюсь в его прекрасных карих глазах, мои пальцы скользят по его темной густой бороде. Он практически сияет. Его улыбка — восторженная, радостная, в уголках его глаз появляются морщинки — заставляет страх, сжимающий мою душу, стать меньшее и терпимее.
— Я действительно счастлива.
Затем он целует меня, его руки везде, где я хочу. Я знаю, что самое трудное для меня будет научиться принимать его любовь и достичь того состояния, когда я почувствую, что достойна его и его любви.