— Да, — невозмутимо отвечает она. — Ты заметил.
Я пожимаю плечами.
— Они меня не интересуют.
Мы сидим в тишине, глядя друг другу в глаза. Я не могу сдержать улыбку, а Луна не может сдержать приподнятого уголка рта. Она первая отводит взгляд.
— Генри, — она ухмыляется, качая головой.
Моё тело реагирует на неуверенный шепот моего имени, слетающий с её губ.
— Это… — я вздыхаю. — Ты впервые произнесла моё имя.
— Впервые?
— Да, — уверяю я её, проводя языком по губам. — Мне нравится, как оно звучит в твоих устах.
Луна ёрзает на месте.
— Ты опять это делаешь.
— Правда? Прости, — я уверен, что совсем не выгляжу сожалеющим.
Прядь розовых волос выбивается из пучка на её макушке и завивается вокруг подбородка. Меня так и подмывает дотянуться до неё и заправить ей за ухо.
Когда она снова смотрит на меня, я ухмыляюсь, как безнадежный неудачник.
— У нас хорошая погода, — говорю я как можно небрежнее, потому что желание поцеловать её так сильно.
И она смеётся. Этот звук подобен теплому солнечному свету в холодный зимний день. Моё сердце замирает.
После этого Луна снова расслабляется. Непринужденно разговаривает. Шутит. Даже дразнит меня. Она улыбается. Не часто, но я упиваюсь этим зрелищем.
Она говорит мне, что родилась в Лос-Анджелесе, там ходила в школу, там работает и всегда там жила. Она зачарованно слушает, как я рассказываю о том, как вырос в Лондоне, каждый год посещал Нигерию и Ямайку со своими родителями, жил в Нью-Йорке с братьями и, в конце концов, два года назад переехал в Лос-Анджелес по работе.
— Вау, ты везде побывал.
— Не везде. Пока нет.
— Ладно, из всех мест, где ты был, какой твой любимый город?
Я делаю такое лицо, словно отвечать будет больно.
— Луна, боюсь, тебе это не понравится.
— Если ты собираешься сказать “Нью-Йорк”, я выброшу тебя из самолета.
Я посмеиваюсь над тем, как мило она морщит носик.
— Фу, чувак, нет, — выражение разочарования на её лице опровергается румянцем, который так красиво окрашивает её лицо.
— Что я могу сказать? Это напоминает мне Лондон.
— Правда?
Я киваю.
— Да.
— Думаю, я увижу, прав ли ты, когда доберусь туда.
— Значит, ты направляешься в Лондон?
Луна кивает.
— После остановки в Нью-Йорке, — отвечает она, и в тот же момент на неё накатывает небольшая турбулентность, а вместе с ней подступает и тошнота.
Турбулентность — мой наименее любимый аспект полетов. Я говорю быстро, чтобы скрыть своё беспокойство.
— Позволь мне задать тебе три вопроса, ладно?
— Три? Как в
— Даже отдаленно не похоже на
— Хммм…Я оставляю за собой право отказаться отвечать на любой вопрос.
— Так это не работает, — ухмыляясь ей, я придвигаюсь ближе. — Я задаю тебе три вопроса, а потом ты задаешь три мне.
— И мы
— Правильно.
Она прикусывает нижнюю губу, как будто обдумывает это.
— Ладно, начинай.
Я облизываю губы, и её глаза следуют за движением моего языка. Меня охватывает волна жара. Я прочищаю горло.
— Ты одинока?
Когда она выгибает бровь, я поднимаю обе руки в знак защиты.
— Это законный вопрос, не относящийся к сфере флирта.
Я могу сказать, что она хочет улыбнуться, но сдерживается.
— Да, я ни с кем не встречаюсь и не замужем.
Я наклоняюсь ближе. Она не отстраняется. Зеленые глаза задерживаются на моих губах.
— Твои последние отношения были недавними?
Я сожалею о своём вопросе, как только задаю его. Выражение её лица мгновенно меняется. Луна отстраняется от меня, буквально садясь как можно дальше, её лицо ничего не выражает.
— Нет, — отвечает она.
Прежде чем я успеваю извиниться, снова начинается турбулентность. Затем это происходит ещё раз. Это происходит так внезапно и яростно, что гаснет свет.
Самолет трясет, и огни снова загораются. Мой рюкзак выскальзывает из-под сиденья. Должно быть, я оставил молнию расстегнутой, потому что оттуда вылетает несколько предметов, среди них экземпляр книги, которую я взял с собой, "
— Дамы и господа, капитан включил знак "
Через секунду после этого предупреждения самолет снова начинает трясти. Одновременно с ударом молнии за окном плачет ребенок.
Это похоже на худшие американские горки. Я их тоже ненавижу. Резкие движения, противный скрип и ничего, кроме долгого пути вниз. Я пытаюсь напомнить себе всю статистику, которую я читал в прошлом о том, насколько безопасными должны быть полеты. Это не помогает.
Когда самолет ныряет, все вместе делают вдох. Люди кричат. Я раньше летал в условиях турбулентности. Такого никогда не было. Это плохо. Позади меня кто-то молится. И тут я внезапно чувствую теплую руку на своей.