Когда случились мы (ЛП)

— Мы говорим только о важных вещах, — просто отвечает Генри, но его тон пренебрежителен.

Интересно, он тоже притворяется?

Вот тогда я чувствую, как холодные голубые глаза метают кинжалы в мою сторону. Как бы сильно я ни хотела увидеть, как он страдает, я отворачиваюсь к танцполу.

— Готова? — спрашивает Генри, демонстрируя мне свою ослепительную улыбку.

Я качаю головой.

— Пока нет. Если я встану прямо сейчас, мои ноги не выдержат.

— У тебя есть мой номер, — напоминает Лиам Генри, обходя стол и проходя мимо него. — Я остановился в Челси. Позвони мне.

Это открытое приглашение заставляет меня почувствовать невероятную горечь и ещё большую неуверенность, что, я уверена, не единственное намерение Лиама. Под столом мои руки сжимаются в кулаки.

Генри ничего не отвечает, не утруждает себя и вторым взглядом. Вместо этого он обходит стол, приближаясь ко мне. За всё это время его карие глаза ни разу не отвели взгляда от моего лица.

— Ты в порядке? — спрашивает он, когда мы остаемся одни.

Когда Генри садится, он тянется к моей руке. Они всё ещё сжаты в кулаки. Меня удивляет, когда я позволяю ему разжать их.

— Со мной всё будет в порядке, — я киваю, пытаясь убедить нас обоих.

— Я не знал, что он появится. Понятия не имею, как он узнал, что я здесь.

Тут я замечаю, что кое-кто из присутствующих возвращается к столу, и улыбаюсь Генри. Это не искренняя улыбка, и я думаю, он знает, но я не собираюсь доставлять тому, кто звонил Лиаму, удовольствие от осознания того, что они достали меня. Они провалились в своей попытке.

Заправляя выбившуюся прядь розовых волос мне за ухо, Генри молчаливо извиняется, нежно поглаживая мою щеку. На мгновение это заставляет меня забыть о тех расчетливых голубых глазах.

— Нам пора идти, — говорю я, всё ещё натягивая как можно более естественную улыбку, стараясь казаться в полном порядке. Остальным будет казаться, что я отлично провожу время.

Генри неуверенно кивает. Как только он встает и берет меня за руку, он уже не отпускает её. Ни когда мы прощаемся, ни когда выходим на улицу, ни когда ловим такси. На заднем сиденье он обнимает меня обеими руками.

— Прости за всё, что он сказал, — шепчет Генри мне на ухо. Он целует меня в висок и крепко прижимает к своей широкой груди.

Я смеюсь. Но этот смех лишен веселья.

— Он не сказал ничего…негативного.

Генри наклоняется вперед, пытаясь заглянуть мне в лицо.

— Что он сказал? — спрашивает он низким голосом.

Мой взгляд блуждает, и я поднимаю глаза как раз вовремя, чтобы заметить, что водитель такси наблюдает за нами в зеркало заднего вида.

— Ничего особенного, — уверяю я Генри.

Я кладу голову ему на плечо. Меня сейчас стошнит.

Я веду себя неразумно — я могу это признать. Но неразумно это или нет, мне нужно пространство. Генри мне его не дает.

— Я не понимаю, — говорит он. — В такси ты сказала, что всё в порядке.

— Потому что таксист наблюдал за нами! Я не знала, записывал ли он наш разговор! Или снимал тебя!

— Значит, всё не в порядке? — медленно спрашивает Генри, пытаясь понять. — Я не понимаю.

— Знаешь что, — отвечаю я голосом выше и громче обычного. — Тебе и не нужно. Я просто…Прямо сейчас я хочу побыть одна.

У меня слишком сильно давит на веки, но я беру себя в руки и сдерживаю эмоции. Я не хочу плакать. Не сейчас. Не из-за идиота, который не имеет значения. И всё же эти нежелательные чувства неуверенности, ревности всё ещё присутствуют, навязчивые, всепроникающие. Сама того не желая, я продолжаю видеть эти голубые глаза, эти почти светлые волосы, бледную кожу, тонкие губы…Мужчину, которого Генри когда-то любил.

Но почему? Почему кто-то такой блестящий и талантливый, такой добрый и удивительный, как Генри, любил этого парня? Это не имеет смысла, и у меня в животе всё переворачивается. Я не хочу ни говорить, ни объяснять. Часть меня хочет побыть в одиночестве. Другая часть хочет похоронить себя в комфорте и привязанности, которые предлагает Генри. Но я этого не сделаю.

Он будет спорить. Я знаю, что он не любит оставлять что-то недосказанным. Он предпочитает, чтобы всё было открыто. При обычных обстоятельствах это для меня сложно.

— Пожалуйста, Генри, просто… — я смотрю на дверь.

Нахмурившись, он проводит руками по волосам, выглядя беспомощным. Я отворачиваюсь.

— Могу я сказать одну вещь?

Опустив глаза в пол, я киваю.

— Он не имеет значения. Ты и я, Луна, мы важны.

Генри громко выдыхает и, бросив прощальный взгляд, выходит из кабинета. Я слышу, как он поднимается по лестнице и возвращается в свою комнату.

Он не кричал. Он не хлопал дверью. Он ничем не швырялся.

Это я повысила голос. Это у меня возникло желание что-нибудь бросить. Плюхаясь на диван, моё зрение затуманивается, и я не утруждаю себя сдерживанием слёз. Разочарование выплескивается из меня, потому что я осознаю, что есть так много вещей, от которых мне нужно отучиться.

Час спустя, после того, как я написала Сол и своему младшему брату Винни, после того, как я выплеснула всё это дерьмо, я действительно чувствую себя немного лучше. Но я всё ещё в офисе, лежу на диване и смотрю в потолок, в то время как Генри наверху, в своей комнате.