Когда тают льды. Песнь о Сибранде (СИ)

Возразить я не успел: Илиан, слегка испуганный собственным успехом, щелчком пальцев отправил серебристый шарик в потолок, и тот лопнул, осыпая нас сверкающими хлопьями колдовских снежинок.

Назар с Никанором восторженно захлопали в ладоши, закричали наперебой, тормоша брата, а я наградил Люсьена почти зверским взглядом, обещая быструю, но крайне мучительную смерть.

– Не кипятись, варвар, – понизив голос, заговорил брутт. – Ничему такому я его не научил. Но, клянусь Тёмным, искра в этом мальчонке сидит восхитительная! Вырастет из него Сильнейший, каких не видели ещё эти земли, помяни моё слово…

– Мы пойдём, – тотчас поднялась Деметра, верно уловив признаки стремительно приближавшейся грозы, – встречаемся в полночь у твоего дома. Припасы Хаттон соберёт, я договорилась. Отдохни, – посоветовала на прощание, наспех накидывая плащ.

Люсьен тоже собрался поспешно, не испытывая больше судьбу. Дети ещё восторженно гомонили, обсуждая недавний колдовской фокус – не сдержатся ведь, разнесут дикую новость по деревне! – а я едва сдержался, чтобы не ускорить продвижение брутта пинком под зад.

После того, как извлекли из меня сердце огня, стихия повиновалась мне намного легче, чем раньше, да и сил магических будто прибавилось. Возможно, что я стал от этого самоуверенней – уж по крайней мере, сойтись в схватке с колдуном кругом выше себя не боялся, а Люсьена в этот миг вообще готов был задушить.

Сам я вляпался в тёмные искусства от безысходности, своих детей хотел бы от этого уберечь. И уж тем более не хотел я им такого учителя, как подлый, двуличный и крайне ненадёжный брутт.

Туман стелился над долиной – густой, как жирное молоко, лохматый, как облака, и неприветливый, как стонгардская весна. В воздухе кружились одинокие снежинки, оседая на гривах коней и плащах спутников. Вдали уже показалась горная гряда Унтерхолда – ещё полдня, и мы её достигнем.

Говорить никому не хотелось. С той ночи, как мы покинули Ло-Хельм, и до самой долины мы едва ли перекинулись несколькими фразами, ограничиваясь лишь необходимыми отрывистыми просьбами. Мрачные мысли о грядущем меня одолели не сразу; я вспоминал дом, детей, улыбался и хмурился воспоминаниям. Октавию о том, что могу не вернуться, предупредил честно; свояченица промолчала. Да и что тут скажешь? Светлейший легат Витольд не тот человек, которому в силах отказать новоиспечённый иммун легиона, а Деметра не та женщина, которую я бы отпустил в мрачное будущее одну. Да и сам я, как оказалось, к судьбам мира не был равнодушен.

Толстый кошель с нерастраченными деньгами оставил дома, Октавии на расходы. В том, что бывший сослуживец сдержит слово и не забудет моих детей в случае, если умру, я не сомневался, так что в крепость магов возвращался почти спокойно. Не будоражила застывшую кровь ни близость госпожи Иннары, полностью погрузившейся в собственные мысли, ни потемневшее, неузнаваемое лицо Люсьена.

Чем ближе мы приближались к Унтерхолду, тем мрачнее становился молодой колдун. С нами говорить почти перестал, так что я даже удивился, когда он сам подошёл ко мне. Я только облачился в боевой доспех, медлил лишь со шлемом: успеется, до гильдии ещё полдня пути от придорожной таверны, в которой мы задержались на ночь. Теперь, набравшись сил, можно было и завершать долгий путь.

Деметра всё ещё не спустилась из отведённых нам комнат, так что я ждал спутников один, когда брутт подошёл ко мне. Он был уже полностью собран: кожаный доспех, который я видел на нём лишь однажды, у Живых Ключей, неизменный посох с мутной жемчужиной за спиной, два длинных изогнутых кинжала у пояса.

– Помнишь ту девушку из харчевни? – спросил он.

От неожиданного вопроса я даже застыл, с трудом припоминая все харчевни, в которых нам довелось ночевать, и попадавшихся там девушек. Люсьен неопределённо кивнул вперёд, где уже угадывались окрестности Унтерхолда.

– Мы гуляли в харчевне после испытаний нового круга, – пояснил брутт отрывисто, заглядывая мне в лицо. – Девушка там была. Помощница хозяина. Около меня вертелась.

Теперь я вспомнил смешливую да юркую красавицу, увлёкшуюся чарами молодого колдуна. Помнится, я увёл из харчевни перебравшего Люсьена после небольшой стычки с Мартином, а девушка провожать нас так и не вышла.

– Я убил её.

Я молча посмотрел в глухие чёрные глаза, которые сейчас так пытливо изучали моё лицо. Люсьен холодно усмехнулся, но ни одна искра не затеплилась в глубине зрачков. Шевелились только губы на неподвижном и безжизненном, как маска, восковом лице.

– Дохнул на неё смертью, – продолжил брутт, не отрывая от меня взгляда. – Умерла через несколько дней. Никто не заподозрил колдовства: этот вид чёрной энергии убивает не сразу. Но убивает.

Я не усомнился в его словах или трезвости рассудка – есть моменты, когда понимаешь, что слышишь правду в самом неприглядном её виде.

– Зачем? – нашёл в себе силы спросить я.