Когда тают льды: Путь Велены

- Видимо, не захотел платить цену жизни, – проницательно заметил Мартин. - Можно ведь и сразу замертво свалиться – или протянуть еще какое-то время, каждый миг ожидая преждевременной смерти. Незавидная участь.

- Не оправдание, – сурово отрезал духовник. – Говорят, жив до сих пор,и время не властно над ним. Вылезет ещё, вероятно; и не завидую тем, кто окажется у него на пути. Из таких предателей, как Фалагар, вырастают самые страшные нелюди, для которых не остаётся ничего святого...

Велена вспоминала слова пожилого исповедника, поспешно одеваясь и расчёсывая длинные смоляные пряди; подумав, заплела их в высокий хвост, впервые за долгие годы: Райко нравился гладкий шёлк распущенных чёрных волос,и сикирийка жертвовала удобством ради восхищения.

Рядом с Мартином колдунья чувствовала себя так, словно, задержав дыхание много лет назад,теперь наконец-то выдохнула. И эту невыразимую лёгкость, это обволакивающее и опасное тепло сикирийка отдавать не собиралась.

- Выспалась? - мягко спросил маг-харчевник, лаская её взглядом.

Велена быстро кивнула, жалея, что собранные волосы не скрывают заалевших щёк, и присела за общий стол.

- Жители, кто успел, покинули город, - первой начала староста Ульрика. – Люди у нас хоть и суровые, но понимающие: никто про Сильнейшую ни единого вопроса не задал, хотя в лечебницу многие рвались, узнать, кого там такого важного доставили. Откровенно сказать, будь я уверена, что нелюди нас не тронут, я бы выдала им госпожу Иннару тотчас, не дожидаясь угроз и предложений. Но я хорошо знаю альдов: за спиной они оставляют лишь пепелища. Будет бой.

- Это несомненно, – подтвердил отец Кристофер. - Да и на выдачу раненного человека, нашей верной защитницы, и притом женщины,и я бы тебя, Ульрика, не благословил.

Староста лишь поджала губы, но перечить духовнику не решилась.

- У нас трое готовых к сражению легионеров в лечебнице, ни один не отказался от служебногo долга, – продолжал исповедник. - Хотя имели на то полное право: начальcтво-то осталось в крепости. С ними два десятка крепких мужчин из горожан и фермеров, да Октавия: говорит,такой разношёрстной бандой только бывшей наемнице и верховодить. Заняли позиции на прибрежных скалах, в порту остался лишь корабль с матросами и капитаном: судно бросать не пожелали.

- Двое легионеров, - внимательно выслушав, поправила староста Ульрика, - одного я направила к иммуну Сибранду в Ло-Хельм. Отбыл на ящере, аккурат как я на собрание пошла. Если крылатые отряды уже все в крепости,то наказала ему лететь туда же: и обстановку разведает и, вероятно, помощь приведёт.

Велена вспомнила горящие башни северного оплота Империи и подумала, что едва ли оттуда возможно вытянуть хоть какую-то подмогу, но промолчала. Затем встрепенулась:

- На ящере? Моего Деда взял?!

Староста глянула на молодую колдунью с неодобрением:

- Не твоего, а имперского, состоит на службе так же, как и ты. И нет – Дед ему не дался. Сплюнул огненными языками да отогнал. Пришлось зверя Сильнейшей брать.

Велена едва выдохнула с oблегчением, как вдруг Мартин резко встал, задев cтолешницу. Отец Кристофер и староста Ульрика одновременно вцепились в края, чтобы удержать стол на месте, переглянулись хмуро и встревоженно.

Сикирийка единственная смотрела на напарника, не отрываясь; зеленые глаза плеснули колдовским светом, Мартин на несколько бесконечных мгновений замер, вслушиваясь в напряжённую тишину, а затeм медленно протянул руку, касаясь ладонью невидимогo. На кончиках пальцев затрещали короткие разряды.

- Чужое поле, - глухо выговорил кристарский маг. - Враждебная энергия. Альды приближаются… И очень быстро.

«Знаешь, дорогой, а ведь это может стать моей последней записью.

Прости, что долго не писала: оказывается, когда живёшь настоящей жизнью, а не пустыми мечтаниями о величии и превосходстве, перо в руки брать некогда. Мудрости прибавляется, времени поделиться ею хотя бы с бумагой – нет. Видимо, каждый проходит этот путь в одиночестве.

Твой закончился слишком рано; ты, верно,и до середины не дошёл. Кто знает? Может, свидимся вскоре.

Сказать честно – не хочу, родной, не сейчас. Можно сколько угодно презирать смерть, пока играешь роль палача, но когда становишься жертвой – отчаянно хочется жить.

Столько страшных преступлений в прошлом… грехи давят, Райко. И так не хочется с этой гадкой ношей ступать в вечность...