Когда тебе пятнадцать

— Сколько получилось… — Таня развела руками. — Главное ведь я написала. А всего не перескажешь, полтора часа говорили. И сама же просила не замыкаться в теме, что-нибудь помасштабней, для всей школы.

— Да и то правда! — повеселела вдруг Наташа. — Старый вопрос бородой оброс! Ладно, снова начнем двигать.

— К директору, наверно, надо идти?

— Да уж Юр-Юра тут стороной не объедешь. Финансовый вопрос! — подтвердила Наташа и замотала головой: — А идти к нему — брр! — Член комсомольского бюро и ответственная за выпуск школьной радиогазеты близко придвинулась к Тане и шепнула на ухо: — Я боюсь его, честно…

— Ничего, я пойду, — довольно храбро и даже с готовностью вызвалась Таня. — Может, и не проглотит.

— Тогда договорились: завтра на большой перемене даем в эфир, а потом отправляйся на боевую разведку. Впрочем, все логично: ты ставишь вопрос, тебе первой и шишки получать.

Назавтра в очередном выпуске радиогазеты страничка комсорга из 8-А прозвучала по школьному радио в исполнении самой Белкиной. Заметку Наташа немного подсократила, но читала так выразительно, с паузами, выделяя каждую запятую, каждый вопросительный и восклицательный знак, что Таня не заметила ни сокращений, ни каких-то поправок — стояла в коридоре, слушала и дышать от волнения почти перестала.

Конечно, на первом этаже и внимания на эту заметку не обратили — там обитает в основном малышня и во время переменок на головах ходит, зато у ребят старших классов Танин материал вызвал интерес самый живейший. Эстрадный оркестр. Свой, школьный! Да кто же отказался бы от такого! Может, зашевелятся теперь, если уж радио об этом заговорило. Пора бы. Во многих школах есть такие оркестры.

У Тани рука покраснела. Кто ни идет навстречу — руку протягивает.

Длинный Петя Курочкин первым к ней подскочил:

— Чур, я на трубе! Заметано? — И так пальцы ей притиснул, что Таня едва не ойкнула.

Но Петя еще ничего — от десятиклассников пришел великан Тимочкин.

— От имени и по поручению выпускников — спасибо!

— Ой, не раздавишь? — улыбнулась Таня, со страхом глядя на широченную ладонь парня.

— Спасибо! — повторил Тимочкин и бережно, как ребенку, пожал ей руку. — Жалко — оркестр будет, а нас… позовут дороги дальние. В морское училище поеду поступать.

И Костя Гудин не удержался — подошел, сказал торопливо и радостно:

— А беспокоилась, о чем говорить! Отлично получилось!

— Дома что? — шепотом спросила она.

— Нормально. Стул починил. Теперь крепче, чем был.

— Нет, серьезно…

— Потом, — вздохнул Костя и поспешно отошел — к Тане направлялась группа девятиклассников…

Олег Чинов к Тане не подошел. В хорошо отглаженной куртке, в ботинках, сохранивших наведенный утром глянец, он второй день держался особняком, в гордом одиночестве, с выражением холодного презрения ко всему и ко всем. В том числе и к своему недавнему верному другу Пете Курочкину.

Правда, Петя на следующий день после собрания сделал попытку навести мосты прежних отношений, но вышло это неуклюже. Лучше бы и не пытался.

— Ну и Любка! — стараясь сделать Олегу приятное, усмехнулся Курочкин. — Как напустилась на тебя!

— Закономерно, — сохраняя непроницаемый вид, заметил Олег.

— Что закономерно?

— Надо женщин знать.

— Как это?

— Женщина — ребус. Надо уметь расшифровать его.

— Ну даешь! Вычитал где-то?

— На то и книги. Великий опыт предшественников.

— А говорят: пока сам шишек не набьешь, не научишься. Отец всегда повторяет.

— Глупость повторяет.

— Почему это глупость! — обиделся Петя. — У отца — два диплома.

— Диплом ума не гарантирует.

Да, неуклюжий разговор. Хотел Курочкин посочувствовать Олегу, изменницу Любку поругать, а вышло, что сам в дураках остался.

И еще один весьма любопытный разговор произошел в эти дни у Олега. С самой Любой Сорокиной. Олег шел за ней от самой школы и, когда увидел, что она осталась наконец одна, догнал. Люба, казалось, не очень удивилась и смотрела на Олега хоть и не так воинственно, как на собрании во время выступления, но доброты и радости в ее взгляде не было.

— Что, запыхался? — с насмешкой спросила она.

— Хочу вопрос задать, — угрюмо сказал Олег. — Можно?

— Валяй.

— Перед тем как говорить, ты о чем-нибудь думаешь?

— Каждый человек думает.

— А ты?

— Иногда бывает.

— Точно — иногда! Ведь перед всем классом выступаешь!

— Ну и что, неправду сказала? Правду. А почему сказала — другой вопрос. — Люба покусала пухлые губы, обиженно опустила глаза. — Сам виноват. Думаешь, мне был нужен этот поход? Я ведь думала, что и ты придешь… Да где же, ты у нас умник, драгоценное здоровье бережешь! А нас!.. Черт знает что, идиотами обозвал, последними тупицами!

— Так я не говорил.

— Хуже говорил. Ты циник! И где потеплей ищешь. После вечеринки ни разу не позвонил. В школе тоже все на Березкину смотришь! Не надейся. Останешься с носом!

Разгорячилась Люба. Зубы, зеленые глаза сверкают, щеки горят. Очень была хороша в эту минуту.

Олег пристально посмотрел на нее и покривил тонкие губы:

— Так это, Любочка, тебе не пройдет. Научу думать!

Глава тринадцатая