Когда цветут камни

Писатель отнюдь не стремится заранее высказать свой приговор каждому. Приговор выносит сама жизнь в огне, суровая в своем пристрастии к каждому, облаченному ответственностью за судьбы человеческие. Это обстоятельство усугубляется еще и тем, что война приближалась к своему победному завершению, в силу чего в действие вступали новые психологические факторы как в душевном состоянии человека с ружьем, так и в нравственном настроении всей армии. И если военачальник или командир подразделения не учитывал этой перемены психологического климата, он неизбежно вступал в конфликт со временем, объективно оказывался явлением анахронического порядка. Это-то со всей наглядностью и проявилось в образах Бугрина и Скосарева.

Преимущество Бугрина в его военном искусстве перед теоретиком — «академиком» Скосаревым было в глубинной связи с жизнью народа, с солдатской массой, в которой он видел не однообразную, безликую, подчиненную его воле слепую стихию, а творцов истории, подлинных авторов военного искусства. Этой связью проверяет каждую задуманную операцию, а поэтому внедряет в боевой, арсенал тактики армии каждое начинание своих солдат, младших командиров, творчески решающих те или иные конкретные задачи. Именно такой подход к творчеству солдат обуславливает в Бугрине, а по мысли автора, вообще в советском военачальнике, основу его военного искусства, рожденного практикой боев и у стен Сталинграда, и на Курской дуге, и на Висле. А человеческим фактором этого искусства было чувство доверия к людям. Без него немыслим Бугрин и немыслимы успехи его армии. Вот почему важны те штрихи, те, казалось бы, случайные встречи командарма с солдатами, о которых говорится в романе. В частности, этот эпизод, когда Бугрин, встретившись с солдатами полка Максима Корюкова, слушал доклад сержанта Алексея Кедрина о своих соображениях по поводу поединка с фашистским танком «с таким вниманием, словно перед ним сидели крупные военачальники — генералы, полковники в солдатских шинелях». Вот почему отечески он может поддержать командира полка, когда тот узнает об измене родного брата, вселить бодрость в души солдат перед решающим штурмом Берлина.

Разве не в этом выявляется в полный голос верность советского военачальника великим традициям русского полководческого искусства, закрепленных и упрочненных революцией и гражданской войной?!

Лишенный этого чувства оказывается неспособным конкретно-исторически мыслить в том или ином случае, быть оперативным и мобильным в решении очередной боевой задачи. Таков Скосарев, целиком и полностью доверяющий только академическим схемам, теоретическим выкладкам, устоявшимся канонам классических вариантов сражений: за его плечами был опыт учебы в академии и преподавания, которые наложили свой отпечаток равно как на его профессиональную сторону личности, так и на человеческий облик. Он не снизойдет до разговора с солдатом, с младшим подчиненным. А если такое и случится — он, Скосарев, непременно даст понять, с кем имеют дело вступившие в разговор. У него все подчинено рациональному отношению к служебным обязанностям, суть которых определялась запланированным продвижением по ступеням званий и должностей. А это, естественно, исключает само по себе естественность и правдивость во взаимоотношениях с людьми.

Логика жизни в огне, логика времени вершат свой приговор над Скосаревым и иже с ним.

Думается, что писатель не случайно делает этот конфликт столь концентрированным, узловым во времени. Так или иначе все частные, локальные конфликты, происходящие в романе, с одной стороны, тяготеют к эпицентру столкновения двух прямопротивоположных человеческих миров Бугрина и Скосарева, с другой стороны, несут на себе его отсвет. В самом деле, и сама расстановка сил героев несомненно выявляет силу и подлинность народного начала в Бугрине. В ряду с ним стоят бывшие сталинградцы и молодые бойцы, такие, как Варя Корюкова, Леня Прудников, и герои трудовых будней прииска Громатухи. А многие черты генерала Скосарева в своем логическом завершении угадываются в характерах тех, кто «плутал» по таежным урочищам, скрываясь от службы в армии, кто, мечтая о карьере, в определенных условиях в силу неумолимого права выбора дальнейшего пути оказался в рядах предателей; кто, наконец, укрывал от Родины богатства, опаленный жаждой наживы.

Вот почему профессиональный как будто бы конфликт вырастает под пером писателя в столкновение общечеловеческих начал. Точнее, вырастает в непримиримый антагонизм народного и антинародного взглядов на жизнь, на историю, на человека. Это наполняет роман подлинно народным пониманием истории и войны и проявляется как в содержании характеров героев, так и в самом складе авторского языка, в речестрое персонажей.