Читаем Когда цветут камни полностью

Когда лейтенант разделся, украдкой сняв с груди какой-то черный комочек на шелковой ниточке, вроде талисмана, Миша стал лить ему воду сначала на голову, затем на костлявые острые плечи. Спина у лейтенанта была гладкая, усеянная черными пятнышками. Так же много этих родинок было и на груди. Миша сказал:

— Поосторожней будьте, товарищ лейтенант.

Василий, обтираясь полотенцем, насторожился:

— Почему?

— Вон сколько родинок у вас на спине и на груди, со всех сторон обсели. Говорят, таким людям с родинками опасно жить: смерть, значит, подстерегает таких людей и с тыла и с фронта.

— Ну, это для меня теперь позади, — отозвался Василий.

— Теперь-то оно конечно, — подтвердил Миша и, помолчав, добавил: — Родинки на спине указывают, что человеку выпала трудная жизнь. У гвардии майора только одна — вот тут, на груди. Ему, значит, легче: когда опасность смотрит в лицо, тогда с ней легче бороться. Так ведь, товарищ лейтенант?

— Ну-ну, — буркнул Василий. Ему было не по себе. «К чему этот проныра завел такой разговор?»

А Миша на все был готов, лишь бы не молчать. Любил он поговорить простодушно и открыто.

Взяв нательную рубашку, Василий отвернулся от Миши, и прежде чем всунуть руки в рукава, накинул на шею шелковую ниточку с черным комочком величиной, как заметил Миша, с майского жука.

— Что это? — спросил Миша.

— Щепотка сибирской земли, — ответил Василий, — ношу ее как крест на груди.

Мише это понравилось: «Все же он патриот земли сибирской». Миша не знал и не мог знать, что в черной тряпочке была завернута не земля, а небольшой самородок громатухинского золота.

На фронт Василий уходил с двумя третьяковскими самородками, хранил их как талисманы счастья, но с одним пришлось расстаться совсем недавно: подарил генералу Власову, иначе тот отобрал бы оба; последнее время Власов стал жадным на золото, даже приказывал обыскивать офицеров и солдат, которые не хотели сдавать ему золотые вещи…

Послышались шаги командира полка. Миша хорошо знал его походку: шагал Максим широко, размашисто, стремительно. Дверь открылась, и Василий бросился к брату… Максим развел руками, обнял брата и приподнял его, как ребенка. В этих могучих тисках Василий и впрямь почувствовал себя маленьким, беспомощным и беззащитным. Слезы подступили к его горлу, он разрыдался. Худые плечи его тряслись, головой он прижался к груди брата.

— Что с тобой? — спросил Максим, растерявшись. У него задрожали губы.

Так они стояли, взволнованные и напуганные этой встречей. Наконец Максим легонько и ласково оттолкнул Василия.

Братья сели за стол.

— Ну, Миша, корми нас, — непривычно громко сказал Максим. — Гость-то наш, небось, проголодался.

Василий наморщил лоб: не до еды ему сейчас. Но Максим с хитрой улыбкой кивнул на фляжку с водкой. Разливая водку по чашкам и раскладывая закуску по тарелкам, ординарец с удовлетворение подметил: майор улыбается — редкий случай! — значит, на душе у него хорошо.

Братья выпили по чарке и потянулись к закуске. Миша, убежав на кухню, задержался там: пусть братья поговорят с глазу на глаз. Вернулся он через полчаса. Разговор между братьями шел суховатый, какой-то несвязный, словно они еще не смогли разговориться по душам.

Вопрос — ответ, вопрос — ответ.

— Из дому-то что-нибудь пишут?

— Пишут. Все нормально.

— А у меня почти три года от них ни весточки…

— Потому что сам не писал.

— Как не писал? Писал. Неужели мои письма не доходили? К нам, правда, редко, но прорывались самолеты, и мы отправляли с ними наши письма. Ответов не приходилось ждать, но о себе весточки давали.

— Давали?… А дома считают, что ты пропал без вести…

— Тяжело это слышать. Но что я мог сделать?..

Миша опять скрылся. Полковой шеф-повар Тиграсян велел ему зайти к начпроду за свежими огурцами. Долго искал Миша начпрода, зато принес огурцов. Уж больно хорошо пахнут свежие огурцы! Их аромат сразу заполнил блиндаж, притупив больничный запах, который принес с собой из госпиталя лейтенант.

— Ладно, довольно тебе бегать, — сказал Максим ординарцу, видя, что тот опять собрался куда-то. — Под твои огурчики мы еще по одной выпьем — и спать.

— Нельзя мне больше, Максим. Желудок больной, — отказался Василий.

— Ну как знаешь, приневоливать не буду, — сказал Максим, опрокидывая чарку.

Наступила неловкая пауза. Братья, видимо, уже сказали друг другу все, что можно сказать в первые минуты после длительной разлуки. Молча они разглядывали друг друга. Максим с хрустом жевал огурцы, а Василий, положив руку на стол, поднимая то один, то другой палец, постукивая ими. Затянувшееся молчание тяготило Мишу. Он нашел повод нарушить его:

— Шинелька-то у вас, товарищ лейтенант, солдатская и будто только сейчас из вошебойки.

— В госпитале, в дезкамере чуть не спалили.

— И ремень, вижу, покоробило.

— Ремень по ошибке в кармане оставил.

— Как же это вы сплошали?

Максим усмехнулся, глаза его ожили, и Миша понял это как одобрение своих действий: дескать, правильно, Миша, продолжай в том же духе, от себя предлагай брату и шинель, и ремень, и сапоги, чтобы он не заподозрил, что это старший брат взял его под мелочную опеку.

Перейти на страницу:

Все книги серии Подвиг

Солдаты мира
Солдаты мира

Сборник составляют созданные в последние годы повести о современной армии, о солдатах и офицерах 70—80-х годов, несущих службу в различных родах войск: матросах со сторожевого катера и современном пехотинце, разведчиках-десантниках и бойцах, в трудных условиях выполняющих свой интернациональный долг в Афганистане. Вместе с тем произведения эти едины в главном, в своем идейно-художественном пафосе: служба защитников Родины в наши дни является закономерным и органичным продолжением героических традиций нашей армии.В повестях прослеживается нравственное становление личности, идейное, гражданское возмужание юноши-солдата, а также показано, как в решающих обстоятельствах проверяются служебные и человеческие качества офицера. Адресованный массовому, прежде всего молодому, читателю сборник показывает неразрывную связь нашей армии с народом, формирование у молодого человека наших дней действенного, активного патриотизма.

Борис Андреевич Леонов , Виктор Александрович Степанов , Владимир Степанович Возовиков , Евгений Мельников , Николай Федорович Иванов

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Военная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза